Но как бы скрупулезно Андерсон ни искал, не обнаруживалось ни единого ребенка, спонтанно вспоминавшего свою предыдущую жизнь.

Тогда, конечно, никакого интернета не было. А интернет перевернул жизнь исследователя…

Андерсон про себя ругнулся и снова прилип к монитору. Ну-ка соберись. Его способность к концентрации уже не та. Он постоянно балансирует на грани, еще чуть-чуть — и ускользнет в прошлое. В гостях у Джейни Циммерман он разволновался, очутившись прямо в эпицентре яркого случая, и разум его взбодрился до состояния компетентности; Андерсон говорил с ребенком, и верные слова сами слетали с языка — так заики порой прекрасно умеют петь. С этим мальчиком Андерсон пел.

А теперь слова на экране плыли и трепетали. Андерсон сжал челюсти. Нельзя, чтобы силы пошли на убыль. Он нередко уподоблял себя археологу, что просеивает песок в поисках осколков кости, черепков глиняного кувшина. Сидишь под жарким солнцем или на холоде под кондиционером и ждешь, когда существующее явится твоим глазам. Без терпения никуда. Весь исходишь на литеры. Когда слова колеблются, замираешь и ждешь, пока к ним вернется смысл.

Андерсон уже забрался в прошлое на пять лет от рождения Ноа.

По диагонали проглядел некрологи немолодых Томасов, которых доконали грипп, панкреатит и рак простаты, а также пневмония и энцефалит.

Девятнадцатилетний Т. Б. (Томас) Манчерино-младший погиб в День памяти павших на озере Эшвью при столкновении лодок.

Трехлетний Том Грейнджер умер от кори. (От кори! Какого рожна люди перестали прививаться, если данные безупречны, а связь с аутизмом совершенно не подкреплена доказательствами?)

Восьмилетний Томми Юджин Моран утонул…

Андерсон вчитался внимательнее.

Восьмилетний Томми Юджин Моран, сын Джона Б. и Мелиссы Моран (Монарк-лейн, 128), погиб во вторник в результате трагического несчастного случая, утонув в бассейне на заднем дворе. По словам соседей, он был жизнерадостным ребенком, обожал рептилий и страстно болел за «Вашингтон Нэшнлз»…

Андерсон отодвинулся от стола.

Ждешь-ждешь, и в конце концов это случается — настает миг, осыпается песок, и мелькает что-то белое, и обнажается осколок кости.

До чертиков вздрюченная мерзким автовокзальным кофе, Джейни сидела на лавке в здании балтиморского автовокзала и пыталась сделать вид, будто состряпанный план разумен. Я справлюсь, говорила она себе, если не буду вникать, с чем именно мне предстоит справляться.

Хотя бы Ноа все это воспринял как должное — и это приключение, и этот автовокзал. Взвизгнул, увидев громадный «грейхаунд», поразился, что в таких автобусах есть туалет. «И мы сидим прямо рядом, ура!»

А теперь он восторгался игральными автоматами, хотя денег на них Джейни ему не дала. Однако Ноа это, очевидно, не заботило — он в упоении дергал туда-сюда рукоять, самозабвенно следя, как на экране просвистывают цифры, и не догадываясь, что сам не управляет ими ни чуточки. Как оно обычно и устроено в жизни, да? Тебе мерещится, будто события тебе подвластны, а на самом деле ты просто пялишься на движущиеся огоньки.

Ноа снова подбежал.

— А мы куда едем, мама-мам? Куда мы едем? — Этот разговор повторялся то и дело уже который час.

— Мы сядем на другой автобус и поедем в Эшвью.

— По правде? По правде поедем?

Он перескакивал с ноги на ногу, кривя лицо гримасой, которую Джейни не вполне узнавала. Возбуждение и что-то еще… тревога? (Легко понять.) Страх? Изумление? Казалось бы, ей давно пора выучить все его гримасы.

— А когда мы приедем?

— Еще через пару часов.

— Хорошо, — сказал Ноа.

— Хорошо, правда? Ты туда хочешь?

Он расширил голубые глаза:

— Ты что, с ума сошла? Конечно, хочу! А Джерри?

Вопрос застал Джейни врасплох.

— Он ждет нас там.

— А можно я в автобусе опять посмотрю «Немо»?

— Прости, малыш, я же говорю — в ноутбуке села батарейка.

— А можно мне яблочный сок?

— И яблочного сока тоже больше нету.

Джейни не терпелось сесть во второй автобус. Пока они едут, все нормально. Ее несет вперед, а мысли ее остаются за спиной, как ворох одежды на пляже.

Андерсон выдал ей кипу бумаг. Джейни скатала их в трубочку, перетянула резинкой и засунула этот свиток в сумку. Газетная заметка про мальчика из Эшвью, штат Вирджиния. Утонул в собственном бассейне. Бассейн чистили, забыли запереть сдвижные двери на задний двор, мать вскоре ушла в подвал стирать, а восьмилетний мальчик остался один смотреть телик в гостиной. Заурядная ошибка — и не расхлебаешь последствий.

Томми Моран; неведомо чей ребенок.

Джейни так и не заставила себя все это прочесть. Держала бумаги оборотом вверх. Чистый лист, который ее сыну, судя по всему, не достался.

Томми Моран, Томми Моран.

— Рассмотрим факты, — сказал Андерсон, придя во второй раз. Они вдвоем снова сидели в кухне. Был вечер; Ноа спал. Андерсон держался невозмутимо, но не мог скрыть рьяного блеска в глазах. Вытащил из портфеля бумаги, положил перед Джейни. — Сходство очень сильно.

Она проглядела верхний лист — список подробностей, которые упоминал Ноа, и совпадения между Ноа и Томми. В глаза бросались отдельные слова. Эшвью. Обожал рептилий. Болел за «Нэшнлз». Красный дом. Утонул.

А про благополучие Ноа он что, забыл?

Джейни отодвинула бумаги.

— Как вы все это нашли?

— Кое-что… — Андерсон невнятно махнул рукой. — На компьютере. И я связался с матерью Томми. Она подтвердила, что дом у них красный, а другого сына зовут Чарльз.

— Вы говорили с матерью Томми Морана? — в голос заорала Джейни. Впрочем, быстро сбавила тон. Не хватало только Ноа разбудить. — Вы почему сначала меня не спросили?

Невозмутимости Андерсона это не поколебало.

— Я хотел удостовериться, что мои подозрения обоснованны. Мы переписывались. Я рассказал ей о своей работе, о сходствах…

— И она откликнулась?

Он кивнул.

— И… если я соглашусь — тогда что?

— Мы отвезем Ноа в этот дом и посмотрим, узнает ли он родных своего предыдущего воплощения, любимые места… в таком духе. Поводим его, поглядим, что он вспомнит.

Джейни взвесила его слова. Прикинула логическое завершение пути, на который ступила.

Она слыхала истории о матерях, что неустанным трудом сводили к минимуму многие симптомы аутизма у своих детей; о матерях, что наловчились строить пандусы для дочерей-инвалидов, выучили язык жестов, чтобы достучаться до глухих сыновей. Но если речь идет о твоем ребенке — где предел?