«Я буду всё отрицать». «Он не любит меня. Неужели до сих пор не ясно? Что должно ещё произойти, чтобы я наконец поняла? Как он тогда сказал, что дело всей его жизни пострадает? Друзья, жена, дело… А кто я для него после всех этих лет? Семь лет прошло. Или уже восемь? А сначала он осаждал меня целых полгода! А я прогоняла. Хотя влюбилась, едва увидела его на пороге рабочего кабинета. Было видно, что этот стервец вертит женщинами как хочет. Высоченный красавец со стальным взглядом и доброй улыбкой. С горделивой осанкой и бархатистым вкрадчивым голосом. Как он сказал тогда своим бархатным голосом: «Доктор, не знаю, сумеете ли вы мне помочь». И посмотрел испытующим взглядом, будто хотел удостовериться, уже я растаяла или ещё нет. До сих пор не понимаю, как я смогла не показать вида, что готова отдаться ему в тот же миг, да хоть в кресле, в которое усадила его самого. Ещё и что-то ответила едкое, но что – не помню. Помню только, что он удивился.

Потом он удивился, когда я, выслушав его воодушевлённое поздравление с Новым годом, равнодушно спросила: «У вас всё? Тогда вы свободны». Я не хотела ничего начинать с ним. Можно было понять, к чему приведёт наше общение. Во-первых, он был женат, несмотря на то что вместо обручального на его безымянном пальце красовалось резное золото «Спаси, сохрани». Во-вторых, я была замужем и частенько изображала рукой с обручальным кольцом какой-нибудь малозначительный лишний жест.

Но когда Дмитрий поздравил меня с Рождеством, удивилась уже я. Подумав, что в прошлый раз повела себя недостаточно сухо, постаралась исправиться. Но он поздравил меня и со Старым Новым годом, и с Крещением. С международным днём стоматолога – праздником, про который я вообще узнала впервые. Пришлось признаться себе, что это было даже немного приятно.

Наверное, заметив мои колебания, он и решился поздравить меня с Двадцать третьим февраля, ссылаясь на то, что я – военнообязанная. Вот тут я ему надерзила, мол, что, он меня с каждым днём поздравлять взялся? Уверил, что нет. Но за неделю до Восьмого марта поздравил с первым – как не поздравить? Первый же день весны. Помню, он ждал возле училища с букетом каких-то цветов, полыхающих алым в лучах яркого солнца.

Что за цветы он принёс тогда, не помню. Но помню, в тот день во мне что-то сломалось. Я понимала, конечно, что, возможно, я – лишь игрушка для него, лишь вызов его самолюбию, потому что иногда мне казалось, что этот стервец вообще не встречал раньше отпора и теперь задался целью добиться своего любой ценой. Но, несмотря на такие мысли, меня одолевало желание прижаться к нему, вдохнуть запах кожи и ощутить силу объятий.

Между Восьмым марта и майскими праздниками нашлось несколько знаменательных дат. Так что я даже не успевала соскучиться по моему неотвязному. Но когда Дмитрий, узнав неизвестно откуда, поздравил меня с днём рождения в конце апреля, мне пришлось собрать всю волю и взять себя в руки. Но я не подала ему виду, что почти сдалась, ни Первого мая и ни Девятого. Он поздравил меня с Днём детей, чем развеселил, Днём России, затронув патриотические нотки моей души.

В конце июня, как всегда, планировался праздник нашего города. Тот день я ждала с трепетом, хотя никогда раньше не замечала этот праздник. Гуляния выпали на дату ровно через полгода с того дня, как я увидела Дмитрия впервые. Я загадала, что если он придёт меня с ним поздравить, то в следующий раз я ему уступлю, не дожидаясь развода. Он пришёл и поздравил. Позже мне стало казаться, что его поздравление вышло слегка натянутым, но тогда я ничего не заметила. И стала гадать, с каким праздником он придёт поздравить меня теперь? С ночью Ивана Купалы или Днём Петра и Февронии? В воображении я уже рисовала себе миг, как даю волю страсти. Но Дмитрий пропал. Без предупреждений, звонков, перестал приходить, и всё. Я ещё этого не поняла и ждала. Когда он не пришёл в праздник Ивана Купалы, я не забеспокоилась. Подумаешь, подожду ещё пару дней.

В День Петра и Февронии дверь нашего рабочего кабинета открылась, зашёл какой-то мужчина. Увидев, что это не Дмитрий, я каким-то чутьём поняла, что он не придёт, и неприязненно посмотрела на вошедшего. Даже лечить в тот миг никого не хотелось. Дальнейшее я помню смутно. Я спросила мужчину, что его беспокоит, но он перебил меня и сказал, что пришёл сделать мне предложение. Естественно, что я спросила: «Замуж зовёте?» Спросив это, я уже представляла, как я и мой гость рассмеёмся, но он остался серьёзен, сел рядом со мной на диван и достал из кармана коробочку. Маленькую чёрную коробочку, внутри которых на чёрной бархатной выстилке хранят бриллианты.

Коробочку я открыла. Внутри оказалось кольцо. Не удержалась, примерила. Это же ни к чему не обязывало. Красивое, надо признать, колечко-то было. Белое золото, как я люблю. Чистый камень за пару карат. Поигрывая с переливами камня, я удивлённо взглянула на незнакомца. Не помню, говорил ли он что-то? Скорее всего. Сама бы до такого я не додумалась. Но, услышав его предложение ещё раз, я колечко со вздохом вернула и сказала, что уже замужем, а двух мужей у нас по закону иметь нельзя. Вроде бы. На том и разошлись.

Незнакомец ушёл. Я взяла медицинскую карту Дмитрия, нашла его адрес и телефон и поняла, что, несмотря на то что хочу его видеть больше всего на свете, буду обходить стороной не только дом, где он живёт, но и целый квартал».

Чайник, надрываясь, свистел, вода почти выкипела. Диана наполнила чайник снова и принесла потайной телефон. Номер Дмитрия не отзывался, оператор твердил, как заведённый, что абонент временно недоступен. Подумав, что ей надо отвлечься, Диана заставила себя вспомнить всё, что было связано с убийством Янины. Сначала мысли Дианы крутились вокруг того, что случившееся – нелепица, которой не следует придавать много значения. Ведь не могли же её обвинить в том, чего она не совершала? Потом она позабавилась, вспоминая допросы Андрея, где она слегка переигрывала. И тут вспомнила замечание Дмитрия о подлоге.

«Но это нелепость! Это Дмитрий зациклен на слежке, интригах и прочих уловках. Ладно, надо подумать. Что-нибудь необычное я помню? Ну, медсестра заболела. Необычно это? Когда тебе за шестьдесят? С дачи она позвонила в понедельник, и я поняла, что придётся сидеть на работе целыми днями, пока она не выздоровеет. Так что во вторник я приехала раньше обычного, готовясь работать до вечера. В обед позвонила та бабушка, которую в итоге Янина лечила. Всё.

Ах да, позвонила Янина. Потом пришла. Это было необычно. Потому что, в конце концов, она оказалась мертва. Кто-то следил за ней? Я её не любила, конечно, но не настолько. Кому она могла помешать? Рассказами о её приключениях я никогда не интересовалась, а если приходилось что-то выслушивать, забывала, едва она умолкала. Может, её муж что-то разузнал и решил таким образом от неё избавиться? Помнится, она говорила, что развод может подпортить его карьеру. Потому-то и я удивилась, когда Янина сказала, что к нему больше не поедет.

И зачем было ей заявляться на работу чуть не с самолётного трапа? Ах да! Меня проконтролировать. Они с мамашей всё рвутся меня подловить, когда сами жилят копейки на пенсионерах, вместо того чтобы нанять ещё одну медсестру. Так что, когда я одна работаю на собственный страх и риск, извините. Ведь, случись что, не дай бог, конечно, во время лечения с пациентом, кто будет сидеть? Я. И никто меня не убедит, что я делаю плохо. Так что к приезду Янины у меня концы были схвачены. И она не смогла бы ни до чего докопаться, если бы только… Но на это у неё мозгов не хватило бы. Господи, что это я? Прости меня, господи. Царствие ей небесное.