Устроившись на импровизированном ковре и разложив записи, Сергей рассказал, что телефон был найден на промзоне. Илюшин помрачнел. Мысль его шла тем же путем, что и у Бабкина: женщина, исчезнувшая в таком месте, почти наверняка мертва. Им предстоит искать тело.

– Подожди, подожди. – Сергей предостерегающе вскинул ладонь. – Оперативник, который ведет дело, очень дельный парень. И быстрый, как ртуть. Он получил из телефонной компании полную информацию по мобильникам, которые появлялись в той же точке, где был найден сотовый Баренцевой. Все ходят с сотовыми. Хоть гопники, хоть наркоманы.

– И много человек там перебывало?

– А вот здесь начинается самое интересное. – Бабкин сверился с записями в блокноте, достал чистый лист и начертил квадрат. – Это – промзона. Сюда в одиннадцать сорок приезжает телефон Баренцевой. – Он поставил точку в квадрате. Точка расплылась в микро-кляксу. – И больше он это место не покидает. Мы предполагаем, что Оксана вернулась домой, выяснила, что телефона при ней нет, и совершенно правильно вспомнила, где она могла его выронить. Вернулась за ним – или не вернулась, свернула где-то по дороге. Это будет ясно завтра утром.

– Почему только завтра? – напряженно спросил Макар.

– Сейчас объясню. Но в любом случае проверка камер – кропотливая, муторная и долгая работа, не мне тебе объяснять. Итак, мы с Татаровым предположили, что в определенный момент вот тут, – гелевая ручка выписала круг в воздухе над нарисованной промзоной, – в субботу объявилась дюжина телефонов.

Илюшин, внимательно слушавший его, кивнул. Логично: компания подростков, например.

– Или два телефона! – продолжал Сергей. – Пара пьянчуг забрели отлить, увидели женщину, которая что-то ищет… Случайное и бессмысленное убийство. В две тысячи первом мы нашли товарища, который случайно заехал на пустырь и остановился, чтобы залить омывайку, увидел там блуждающего пьяного мужика средних лет, в приличном костюме, убил его ударом монтировки по голове, обокрал и уехал. Причем весь его улов составил пять, что ли, тысяч рублей. До этого ни в одном насильственном преступлении замечен не был. Считался хорошим, порядочным мужем. На работе уважали. Двоих детей воспитывал. Вот как, а?

– Он всю жизнь мечтал убить, но не решался, – не задумываясь, ответил Макар. – Увидел пьяного и решил, что это его шанс. Деньги его не интересовали, он взял их для отвода глаз. Есть такие типы, которые носят в себе жажду убийства. Как вы его отыскали? Свидетели?

Бабкин покачал головой.

– Свидетелей не было. Говорю тебе – пустырь! Но он бросил использованную канистру. Этой омывайкой, на наше счастье, торговала единственная заправка во всех окрестных районах. Мы приехали туда, просмотрели записи с камер, наложили на маршрут время убийства и время покупки и в итоге взяли в оборот двоих покупателей омывайки. Второй признался сам. Он, может, и держался бы, но на его ботинках осталась кровь убитого.

– А не надо было свинячить, – нравоучительно сказал Илюшин. – Взял бы канистру с собой, как все приличные люди, довез бы до мусорного бака, так до сих пор гулял бы с детишками и кормил их мороженым. Сколько человек в субботу было на промзоне?

Сергей усмехнулся.

– Один!

– Один? – недоверчиво переспросил Макар. – В самом деле?

Бабкин кивнул.

– В субботу этот участок оставался практически полностью чистым. Даже в разрушенных гаражах никто не тусил! Место пользуется у населения дурной репутацией. И оно на отшибе, то есть забрести туда по дороге из школы тоже не получится. Офисные товарищи из высотки избегают его. А главное, там никто не ходит пешком. Но в двенадцать тринадцать там появился еще один телефон. – Сергей пририсовал рядом с кляксой человечка. – Он оставался в этой точке до… секунду, дай сверюсь… точно! До двенадцати тридцати пяти! Причем с него поступило десять вызовов на номер Баренцевой.

Илюшин нахмурился.

– Подожди… Звонки на телефон Баренцевой, который все это время был там?

– Ага. Тоже не понимаю. Разберемся. Пока у нас не появились записи с дорожных камер, чтобы мы могли проследить маршрут Оксаны, этот человек – наша единственная зацепка.

– Имя известно?

– Куратник Игорь Игоревич. Индивидуальный предприниматель. Двадцать восемь лет. Через час я должен быть возле Белорусской. Мы с Татаровым встречаемся там и едем к Куратнику.

В машине Бабкин долго боролся с собой, сунул в рот две жевательных резинки, одну случайно проглотил, когда ехавший перед ним идиот ударил по тормозам, явно услышав предупреждение навигатора: «Впереди камера на шестьдесят». Скотина безмозглая, сказал идиоту Бабкин, что же ты творишь, мать твою, ты ведь и так тошнишься пятьдесят пять в крайнем левом, куда тебе еще тормозить!

И поморщился. Месяц назад он эту ситуацию даже не заметил бы.

Жвачка не помогала, и он, сдавшись, вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет. Хорошо ведь держался, укоризненно сказал себе Сергей, какого же лешего…

Какого-какого. Карельского лешего, вот какого.

Илюшин в петле. Илюшин бледный, веселый, обезумевший, согласившийся быть фишкой в жуткой, чудовищной игре.

Он вытянул зубами сигарету и спохватился, что сидит в арендованной машине, где нельзя курить. Сергей даже не знал, огорчился он больше или обрадовался.

Татаров дымил на парковке у Белорусского вокзала. Как ни удивительно, но всего пять минут назад мечтавший о сигарете Бабкин даже не подумал, что можно присоединиться к нему. Он забыл о сигаретах. Игорь Куратник, фирма которого арендовала помещение в десяти минутах ходьбы от вокзала, полностью занял его мысли.

Единственный человек, встречавшийся с Баренцевой. Возможно, единственный, кто знал, где она находится.

– Грохнуть ее он точно не мог, – заметил Татаров, угадав ход его мыслей. – Она вернулась домой после их встречи живая-здоровая.

– Это еще не значит, что не мог.

– Ну, согласен. Потопали, да? Офис за Грузинским Валом.

Куратник выглядел не испуганным, а разозленным. Он ритмично молотил сжатым кулаком по собственной ладони, повторяя в такт ударам:

– Пять, сука, «Суперстаров»! Пять, сука, «Муромцев»!

Бабкин попросил его успокоиться и все объяснить. «Да он чем-то закинулся», – шепнул ему Татаров. Однако Куратник с размаху опустил тощую задницу на стул, раздувая ноздри, и объяснил.

Его фирма торговала фейерверками и воздушными шариками.

– «Русскую тройку» разбирают в хвост и в гриву, – горячился Куратник, не слыша сам, что говорит каламбурами. – «Маскарад» тоже идет на ура. А те, которые дороже, зависают. Не сезон сейчас для радости, ясно? Ну, когда она объявилась, я прямо возликовал, чего скрывать-то. На пятьдесят восемь штук разовый заказ. Нормально, а?