– Где рабочие документы? – спросил Макар.

– Татаров увез. Ты что-то нашел?

Илюшин держал в руках длинную прямоугольную коробку матового черного цвета.

– Портативный принтер, – сказал он.

– Ну, ничего удивительного для женщины ее образа жизни. Мало ли, что ей требовалось распечатать в поездках!

– Да, только что он делал на подоконнике, за шторой? Выглядит так, словно она сунула его туда в спешке и забыла.

Ни сестра, ни муж, ни брат ничего не могли сообщить о принтере.

– Ой, я его впервые вижу, – удивилась Жанна. – Не знаю, зачем он ей понадобился.

– Вы не замечали, чтобы Оксана им пользовалась?

– Никогда. А это точно ее?

Бабкин снял отпечатки. Они принадлежали Оксане.

Он не видел ничего странного в этой находке.

– Я все равно не понимаю, зачем он ей нужен, – сказал Макар, запирая комнату.

Сергея кольнуло неприятное ощущение, что, отвлекшись на принтер, они что-то упустили, но тут позвонила Маша, и комната Оксаны Баренцевой вылетела у него из головы.

«Все ходят с сотовыми, хоть гопники, хоть наркоманы, – повторил про себя Илюшин слова напарника, – и за каждым остается след; за любой проплывающей рыбой тянется невидимая ниточка, можно вообразить мир как перекрестье этих линий, путаницу узлов, сгустившуюся штриховку рыбьей стаи, замершую тысячеголово – и вновь разбегающуюся одиночными чиркающими серебристыми следами. Каждый телефон уникален. Он безостановочно подает сигнал. Если бы в две тысячи первом была такая система пеленга телефонов, как сейчас, можно было бы не объезжать заправки, не демонстрировать сотрудникам пустую канистру, не таращиться до покрасневших глаз в мутную запись с камер. Достаточно было бы распечатки от телефонистов. Там, на этой распечатке, была бы записана вся история: как два телефона двигались навстречу друг другу, столкнулись и целых пять или даже шесть минут находились рядом. Как второй уплыл прочь, к другому телефону, только что вернувшемуся из детского сада или магазина, а первый остался лежать на пустыре. Даже если ты успел смыть кровь с ботинок, а лучше – выкинул их, уничтожил, съел вместе со шнурками, – попробуй-ка объясни, добропорядочный гражданин, стоящий перед нами в одних носках, как получилось, что ты провел пять минут рядом с жертвой? В то самое время, когда, согласно экспертизе, жертва принимала смерть от монтировки? Молчишь? То-то и оно».

Обогнув альпийскую горку, Макар прошел по мощеной камнем дорожке. Пахло смолой и поздними августовскими травами – знакомый горьковатый запах, он даже огляделся в поисках пижмы или полыни. «Надо бы Маше позвонить», – подумал он ни с того ни с сего.

Минуту спустя Илюшин постучал в дверь гостевого коттеджа, который занимала женщина со странным именем Василика.

– А теперь вы должны спросить: «Откуда у вас это редкое имя», – холодно сказала Токмакова.

Она не пустила визитера в дом, заявив, что они вполне могут поговорить на свежем воздухе. И что она, собственно, оказывает ему одолжение, соглашаясь даже на пятиминутную беседу.

– Вы не оперативник и не следователь!

Он предложил расположиться на крыльце, но Василика неумолимо качнула головой.

Вскоре она сама об этом пожалела. На ее стороне было наработанное на концертах умение стоять. Парень должен был выдержать две минуты, а затем начать выкручиваться: опуститься на траву, опереться о ствол сосны, хотя бы просто переминаться с ноги на ногу – и страдать! Он сам свернул бы разговор, плюнул и ушел бы.

Ничего из этого он не сделал. Встал напротив нее, нешироко расставив ноги и перенеся вес тела на левую – и застыл. Что-то звериное было в этой позе. Но главное, что она, по-видимому, не доставляла ему ни малейшего неудобства. Сыщик выглядел как человек, способный простоять так и час, и два. Она видела такую постановку стоп и позу у балетных – но этот парень не имел к танцам никакого отношения, видно по осанке.

Невозможно!

И еще этот взгляд. Теперь, вблизи, она разобрала, что глаза у него светло-серые, льдистые, и контраст холодного цвета зрачка и теплоты взгляда поразил ее. Хотелось, чтобы он как можно дольше смотрел на нее; поймав себя на этом желании, Василика разозлилась.

– По закону о частной детективной и охранной деятельности я имею право собирать доказательства по гражданским и уголовным делам, – сказал парень. – Кстати, откуда у вас это редкое имя?

– От папы-болгарина. Вы имеете право собирать, но я не обязана вам в этом содействовать.

– У вас что-то личное к частным детективам, или вы просто очень не любите свою подругу?

Токмакова задохнулась от возмущения.

– Как вы смеете!..

Наглец пожал плечами.

– Оксана пропала. Ее ищут. Есть заявление в полицию. Вы – ее подруга, живете в ее доме на ее территории. И саботируете все мои попытки что-то узнать у вас о пропавшей. Что я должен думать?

– Что я не доверяю вам, – отрезала Токмакова.

– Это входит в первую часть моего предположения: у вас личная неприязнь к частным детективам. Вы где-то сталкивались с ними раньше?

Она, прищурившись, смотрела на него. «С ними», а не «с нами». Умно. Дистанцировался, обозначая заранее: даже если вы сталкивались, мы-то не такие, мы-то приличные детективы.

– Оксана предложила нам занять гостевой коттедж, чтобы иметь возможность спокойно репетировать. В сентябре будет концерт, моим ученикам нужно хорошо к нему подготовиться, а для этого нужны занятия. Для них это очень важно. – Сейчас, говоря правду, она успокоилась. – Это первый концерт, где они будут играть вместе. Дети даже придумали себе название: трио «Сириус». Мы с ними искали разные варианты и зашли в тупик. У них дома проводить репетиции невозможно по разным причинам. А у меня – из-за сумасшедшего соседа, который при первых звуках музыки принимается колотить по батарее, и даже участковый не может на него повлиять. Вот, собственно, и все. Мы с ней мало общались эти дни. Оксана оказала мне огромную услугу, я старалась не мешать ей и просила детей вести себя тихо.

– С дочерью Оксаны они играют каждый день, я слышал, – нейтрально сказал парень.

Токмакова проконтролировала свое лицо: вежливо улыбнуться, в глазах – только нормальное умиление взрослого от того, что дети таких разных возрастов нашли общий язык.

– У Пелагеи есть младшие братья и сестры, – сказала она. – Девочка привыкла относиться к малышам покровительственно.

Правда, только правда и ничего, кроме правды. Тогда этот парень с повадками хищника и светлыми, почти серебристыми глазами отстанет от нее и детей.

– Насчет субботы я совсем ничем не могу вам помочь, – добавила Токмакова. – Мы уехали отсюда ранним утром, вернулись только вечером. Дети прекрасно занимались всю неделю. Я устроила им маленький праздник – поездку в зоопарк.