- Командир батальона 62-й стрелковой дивизии, капитан Маркин - неожиданно шагнул вперед крепыш в красноармейской гимнастерке - сержант, немедленно вызови своего командира.

- Документы подтверждающие личность, имеются?- холодно поинтересовался Олексич.

- Ты охренел, сержант - повысил голос бритый - ты, что не видел, где мы находились.

- Молчать! - рявкнул сержант - вы все пока задержаны до выяснения личности и обстоятельств попадания в этот подвал.

- Да какие там обстоятельства - Маркин заметно "сбавил обороты" - повязали сонных, оружие отобрали и документы.

- Бреше вин - завопил из своего угла, арестованный бандит - ни яких документив у его нибуло. Вин горилку трескав и того молодого заставлял, а когда мы зашли перший руки у гору задрал, и оружие свое сам отдал. Один жидок тильки к пистолетику и дернулся...

- Разберемся - буркнул сержант и уже громче добавил - в особом отделе разберутся. Карасев возьми пару бойцов обыщи хату.

Минут двадцать кропотливого и вдумчивого "шмона" и в руках у Андрея оказался небольшой, но весьма увесистый сверток, найденный на дне здоровенного, окованного медью, старомодного сундука. Помимо пары ТТ с запасными обоймами в кусок домотканого полотна была завернута командирская книжка. С фотографии на Карасева смотрел уже знакомый чернявый политрук, разве, что без синяков и ссадин. Документ был выдан на имя Бориса Михайловича Фридмана, корреспондента дивизионной газеты "Вперед".

- Ну, нашли чего? - в раскрытое окно заглянул Богдан.

- Вот, документы и личное оружие - Андрей протянул сержанту командирскую книжку и пистолеты. Похоже, Маркин не врет, или врет, но местами.

- Какими местами? - недопонял сержант - а, ты вон о чем. Правду он местами говорит. Мне боец уже все рассказал. Этот гад, когда батальон в окружение попал, бойцов своих бросил и в бега пустился. Встретил окруженца, заставил отдать гимнастерку, а свою комсоставовскую вместе с документами в лесу прикопал. И оружие бандюкам сам отдал, струсил падла.

- А этот - Карасев кивком головы указал на документы военкора.

- А этот вроде нормальным мужиком оказался - пожал плечами Олексич - его на другой день повязали. Горилку пить отказался, пытался сопротивляться, в общем, пришлось кулачью с ним повозиться. Короче, политруку оружие и документы возвращаем, остальных под стражу, нагоним своих, пусть особый отдел разбирается.

Пока суд да дело, день уже стал клонится к закату. Досыта накормить вынужденно постившихся уже много дней пограничников и набить вещмешки трофейным продовольствием, упускать такую возможность было просто преступно, и Олексич принял решение заночевать на захваченной бандитской базе. Всех арестантов, за исключением реабилитированного Фридмана загнали в сарай, и выставив часового завалились на боковую.

Раннее утро принесло с собой две новости и обе оказались плохими. Раненый командир второго отделения этой ночи так и не пережил.

Как оказалось в планы Маркина не входила встреча с военным трибуналом и он предпочел сбежать, предварительно сговорившись с арестованным бандитом. Беглецы попросту разобрали крытую соломой крышу. Времени отряжать погоню не было и сержант после недолгого прощания с погибшим товарищем и похорон, скрепя сердце махнул на них рукой, объявив построение своего небольшого воинства. Оглядев куцую шеренгу пограничников, сержант задержал удивленный взгляд на маячившей на левом фланге долговязой нескладной фигуре военкора.

- Товарищ политрук, может вы как старший по званию примете командование?

- Да какой из меня командир - улыбнувшись, махнул рукой Фридман - я и в армии всего три недели. Командуйте сержант, у вас это лучше получится.

Олексич лишь кивнул головой, прозвучала команда и небольшой отряд покинул село, название которого Андрей так и не узнал и ускоренным маршем двинул по дороге. За своей спиной он оставил еще одну могилу с зеленой пограничной фуражкой на холмике свежеотсыпанной земли.

Своих, они нагнали только к вечеру следующего дня. А двадцать четвертого июля в течении месяца прошедшая с боями по занятой врагом территории почти триста пятьдесят километров обескровленная, насчитывающая чуть более полутора тысяч человек при трех орудиях, 124-я стрелковая дивизия и присоединившиеся к ним остатки 34-й танковой дивизии 8-го мехкорпуса прорвались через линию фронта в районе Белокоровичей.

- Если грянет бой кровавый

-На врага вперёд, вперёд пойдём!

-Защитим Страну Советов

- Победим или умрём!

- выводил звонкий голос правофлангового бойца, штатного взводного запевалы

-Эй, комроты, даёшь пулемёты!

- Даёшь батареи, чтобы было веселей!

- Эй, комроты, даёшь пулемёты!

- Даёшь батареи, чтоб было веселей!

- дружно рявкали без малого три десятка молодых крепких глоток.

В хоровом исполнении "Школы красных командиров" Андрей не участвовал, шагая слева от взводной колонны. Все-таки должностное положение кроме массы весьма хлопотных обязанностей, давало некоторые преимущества. Целый замкомвзвод, это вам не просто - так. Да и пожалуй в сравнении с этими вчерашними школьниками, такими же зелеными как их новенькая, еще толком не обмятая униформа, он в свои неполные двадцать один, с боями прошедший от самой границы до древнего, казачьего городишки с мудреным названием Калач на Дону, за год заслуживший сержантские треугольники в петлицы и ленточку за ранение над карманом выцветшей добела, но идеально подогнанной по крепкой, плечистой фигуре гимнастерки, выглядел видавшим жизнь ветераном.

- Взвод! Смирн-а-а! Равнение на лево! - гаркнул он, когда колонна поравнялась с группой командиров стоящих на крыльце крытой соломой мазанки.

Бойцы, прижав локтями свертки с бельем и "мыльно-рыльным", нещадно пыля, бодро промаршировали перед носом начальства. Хорошо прошли, почти. Опытное ухо уловило "дробь" в дружном топоте солдатских сапог. Так и есть, снова Васильев. Вот дал же бог несчастье ходячее. Карасев досадливо крякнул, исподтишка погрозил кулаком круглолицему, чернявому бойцу, неловко подпрыгивающему в безуспешных попытках "подобрать" ногу. Еще месяц назад при первом взгляде на построенных перед ним новобранцев Андрей обратил внимание на этого азиатского вида паренька - недотепу. И где только лейтенант его выкопал. Ничего более несоответствующего воинской службе, нежели этот сын гордого тунгусского народа нельзя было себе и представить. А военная выправка и вышеозначенный индивидуум и вовсе были понятиями в принципе не совместимыми. Хотя, было у потомственного охотника Епифана Васильева одно достоинство, напрочь перечеркивающее и слабое знание русского языка, и своеобразное понимание воинской дисциплины и прочие весьма многочисленные недостатки. Стрелял он отменно. Лучший стрелок во взводе, да что там во взводе, во всей роте равных ему в обращении с трехлинейкой не было, что впрочем, не спасало бойца от многочисленных нарядов, щедро сыплющихся со всех сторон на его бедовую голову.