Но отметим для себя одну интригующую деталь: марка «Браунинг» мелькает в воспоминаниях одного из фигурантов дела – великого князя Дмитрия Павловича. Вот что, с его слов, в своем дневнике записывает великий князь Андрей Владимирович 19 декабря 1916 года (то есть через два дня после убийства и за два дня до извлечения пули на вскрытии Распутина!): «Около 3-х [часов] утра он (Дмитрий Павлович) вышел из дома с двумя дамами, и на дворе на него бросилась собака, которую он пристрелил из браунинга»[149].

То есть мы точно знаем, что в одном и том же дворе пулей для браунинга был застрелен Распутин, а затем из браунинга была застрелена и собака.

Но что еще удивительнее, это деталь, которую в своих мемуарах, впервые вышедших в Киеве в 1918 году, приводил участник покушения Пуришкевич. Он, вспоминая действия Феликса, писал: «…Юсупов быстрым, решительным шагом подошел к своему письменному столу и, достав из ящика его браунинг небольшого формата, быстро повернулся и твердыми шагами направился по лестнице вниз… Не прошло и пяти минут с момента ухода Юсупова, как после двух или трех отрывочных фраз, произнесенных разговаривавшими внизу, раздался глухой звук выстрела»[150].

Не будем поспешно утверждать, что выстрел в подвале совершил именно Юсупов: тут есть над чем подумать. Но согласимся с Пуришкевичем, что «дворцовый» первый выстрел в Распутина был сделан тоже из браунинга.

Напомним, что пуля от браунинга второй раз смертельно ранила Распутина. Городовой Ефимов, давая показания прокуратуре, говорил о «последовательных трех выстрелах». Скорее всего, и пуля, которую выпустили через секунды уже в лоб жертвы, также была из браунинга, и из браунинга был убит даже пес.

Пистолет убийства можно считать установленным.

Важнейший вопрос, волновавший прокуроров: сколько было убийц?

Выступавший экспертом оружейный мастер Александр Мордвинов в прокурорском деле дает неоднозначный ответ: «По виду ран невозможно сказать, произведены ли они выстрелами из одного и того же револьвера или из разных и были ли эти раны причинены несколькими лицами или последовательно одним и тем же лицом»[151].

Этот момент указывает нам и на то, что, возможно, убийцей мог быть даже один человек. И это кажется наиболее вероятным, учитывая минимальный промежуток времени между первым, вторым и третьим выстрелами, произведенными из одного и того же браунинга. Если у нас время нанесения ран обозначается судмедэкспертами как одновременное, то и вторая пуля калибра 7,65, выпущенная во дворе дома, которую нашли врачи в теле Распутина, была идентична не только пуле, пробившей голову жертвы, но и той, что попала в тело в первый раз в подвале дворца Юсупова и которая прошла навылет и, следовательно, была изъята убийцей, чтобы скрыть следы преступления.

Точно так же он поступает и с третьим – последним выстрелом, которым добивает Распутина в упор в голову. Пуля опять проходит навылет, и убийца скрывает ее, как и первую. Почему же этого не получилось со второй пулей? Потому что это была пуля, пущенная в убегающего Распутина. В этот момент перепуганный убийца рассчитывал пулей остановить царского фаворита уже во дворе, ведь жертва могла бы добежать до полицейского: эта пуля имела другое значение. Она вошла в тело не с близкого расстояния, как первая и третья, а с дальнего, и это была вынужденная оплошность убийцы. Эта пуля сообщает нам, что убийца был один и пытался скрыть следы – то есть пули преступления; правда, во втором случае это не получилось.

Комментарий криминалистов к психологическому портрету преступника

«Неизвестный попытался убить человека. Что ему помешало выстрелить в голову, если он ехал специально убивать? Или же в грудь? В сердце? Не знал анатомии. Думал, что убить так просто. Стрелял по нижним частям. Рассчитывал, что одним выстрелом в живот и убьет.

Но человек умер не сразу. После первого выстрела в помещении стрелок не ожидал, что жертва не только останется живой, а еще и побежит. Наверное, стрелок в этот момент чуть замешкался. Он испугался, а ведь ничего не мешало еще в подвале нажать на курок хоть три, хоть пять раз. Он этого не ожидал, но потом сообразил, пришел в себя и побежал догонять. И стрелял на бегу: что оставалось делать? Он просто был явно не готов к такому развитию событий».

Отметим для себя и такой важный момент: расчет преступника на мгновенное огнестрельное убийство одним выстрелом. Значит, убийца с самого начала и должен был быть один.

Прокурор судебной палаты Завадский, который изначально вел дело, так описывает убийство в своих мемуарах: «Если эксперты правы, тогда приходится думать, что убийство произошло так: первый выстрел был произведен в Распутина спереди, когда он стоял в кабинете кн. Юсупова; раненый Распутин повернулся и выбежал во двор через боковую дверь, о которой я уже упомянул; вслед ему был дан второй выстрел, ранивший его сзади; Распутин имел, однако, достаточно силы, чтобы добежать до решетки, но там, по-видимому, упал, и тогда кто-то подошел к нему и покончил с ним в затылок»[152].

Здесь надо добавить, что Завадский в тот момент уже подзабыл, что последний выстрел был произведен в упор в лоб, что имеется в заключении судмедэкспертов, а из затылка пуля уже вышла. Это же подтверждает и судебно-медицинская фотография.

Еще один любопытный момент: в первой книге своих мемуаров Юсупов, вспоминая убийство, пишет: «На теле его обнаружены были две раны, нанесенные огнестрельным оружием: одна в области груди, около сердца, другая на шее»[153].

Возникает подозрение: а присутствовал ли князь во время убийства Распутина в подвале, ведь очевидно, что смертельных ран было три?

Напомним и важную информацию из царской телеграммы, касавшейся уличной части убийства: «стрелявший был в военно-походной форме». То есть в любом случае один человек на улице произвел выстрелы в Распутина. Зная, что все уличные выстрелы были сделаны из браунинга, зная, что и подвальный был также произведен из него же, – нетрудно догадаться, что убийца был один. К тому же оба первых выстрела в нижнюю часть тела указывают на особую манеру «стрелять по низам».

Хранящиеся в Государственном музее политической истории России в Санкт-Петербурге криминалистические фотографии, сделанные после обнаружения трупа у Большого Петровского моста, представляют тело Распутина в окоченевшем состоянии и с руками, воздетыми над головой. Этот снимок, опубликованный в 1917 году на страницах «Синего журнала», породил устойчивую легенду, появившуюся сразу после падения монархии.