Видно, что автор этого «Протокола…» был знаком либо с оригиналом заключения экспертов, либо с какими-то вторичными материалами с него. Однако по своим причинам он вносит в созданный им документ несколько важных для него пунктов, которые противоречат мнению Косоротова. Обратим на них внимание.

1. «Первая пуля проникла в левую часть груди». Это указание напоминает мемуарные подробности Юсупова, пишущего в одном месте: «пуля прошла навылет в области сердца»[162], а в другой части тех же мемуаров, описывая даже вскрытие, видимо, с чьих-то слов, и там говорится: «одна рана в области груди»[163].

2. Утверждение, что «Пули выпущены из револьверов разных калибров», имеет своим источником исключительно мемуары Юсупова и Пуришкевича. В подлинном заключении ответить на вопрос о количестве стрелявших эксперты не смогли. Среди лиц, предположительно стрелявших, как следует из показаний данных Юсуповым, мог быть и великий князь Дмитрий Павлович, которым «была убита в садике собака»[164]. По мемуарам Юсупова, возможным убийцей мог быть и сам Феликс Феликсович, и депутат Пуришкевич. Кроме того, прокурор Завадский в своих мемуарах вспоминал: «В ближайшие вслед за убийством дни по Петрограду ходили толки, что Дмитрий Павлович не стрелял, а убит Распутин был князем Юсуповым и Пуришкевичем: второй выстрел произвел Юсупов, а первый и третий Пуришкевич»[165].

3. Значит, автор протокола почему-то был заинтересован, чтобы подтверждалось, что убийц все же было несколько, и он вторил мемуарам участников убийства и слухам. Интересно, что этой же версии придерживается и британский отставной полицейский Ричард Каллен, который в интервью The New Times заявляет: «Из отчета о вскрытии тела Распутина, произведенном профессором Косоротовым, известно, что в того стреляли из оружия трех разных калибров»[166]. В данном случае речь может идти только о подложном отчете из французского издания Алена Руле, а не о настоящих результатах. Теперь эти выводы надо пересмотреть.

4. Далее: «Желудок содержит около двадцати столовых ложек коричневой жидкости…» Этот пункт согласуется с первыми парижскими мемуарами Феликса Юсупова, где он пишет: «При вскрытии в желудке была найдена тягучая масса темно-бурого цвета…»[167] Вообще, цель этих «жидкостей» и «масс» была одна – подтвердить попытку отравления Распутина цианистым калием, о чем написано в нескольких мемуарах и что совсем не регистрируется патологоанатомами.

5. «В легких содержится некоторое количество воды, что позволяет предположить, что жертва еще дышала, когда ее бросили в воду». Как мы видели выше, экспертиза утверждает ровно обратное: «…в воду было погружено уже мертвое тело». Но этот пункт, что интересно, согласуется с легендой, о которой говорилось выше, и с показаниями самого Юсупова, данными следователю Соколову, которые цитировались выше.

6. И наконец: «Лицо и тело жертвы носят следы ударов, нанесенных каким-то гибким и твердым предметом. Гениталии разорваны, по-видимому, тем же предметом». Удивительно, но этот гибкий предмет, на который намекает автор, нам известен! Он описывается в изданных в Киеве мемуарах Пуришкевича «Убийство Распутина»: «Юсупов, увидев, над кем они возятся, выскользнул от меня, бросился в кабинет, схватил с письменного стола резиновую гирю, данную ему Маклаковым[168], и, повернувшись обратно, бросился вниз по лестнице к трупу Распутина»[169].

А затем то же самое повторяется и в вышедших в 1927 году в Париже мемуарах Феликса Юсупова. Это так называемая резиновая палка: «здесь на письменном столе я оставил резиновую палку, которую „на всякий случай“ мне дал Маклаков…»[170] И далее: «Я ринулся на труп и начал избивать его резиновой палкой… В бешенстве и остервенении я бил куда попало…»[171] Значит, автор «Протокола» для придания правдоподобности стремился совместить свои знания о протоколе с мемуарами Пуришкевича и Юсупова.

О разорванных гениталиях, а их могли разорвать именно удары кистенем, в деле не упоминается вообще, а сообщается только о посмертных повреждениях: «все они, по мнению врачей, произошли после смерти и притом случайно, по-видимому, от ушибов при падении мертвого тела с высоты»[172].

К тому же роду добавлений относится и утверждение, что «на левом боку зияющая рана, нанесенная каким-то острым предметом или шпорой». Это та же рана, о которой говорил выше эксперт Жаров и которая, по мнению автора подлинного заключения, Косоротова, была посмертной. Но автор этого «документа», видимо, стремился убедить своих читателей, что Распутин перед смертью подвергся пыткам и надругательствам, описанным в мемуарах. Однако тут удар ботфортом со шпорой имел особый смысл. Это был намек на участие в убийстве великого князя Дмитрия Павловича, который на многих снимках 1916 года запечатлен именно в ботфортах со шпорами.

Как считал следователь Завадский, убийство уместилось в весьма короткий период – максимум 15 минут, и времени на пытки у участников преступления попросту не было. Тем более в противоречии с «пыточной версией» находится очевидная уличная, финальная часть убийства.

Важно и то, что автор «Протокола…» не упоминает полицейских врачей Никитина и Значковского, также участвовавших во вскрытии тела, а упоминает лишь следователя Середу, который присутствовал на вскрытии, но в нем не участвовал.

Напрашивается только один вывод: неизвестный составитель этого «Протокола…» хотел подтвердить легенду о предсмертных пытках Распутина и его утоплении живьем, он согласовывал его с мемуарами и другими некриминалистическими сообщениями. Сам этот документ, скорее всего, происходит из архива Юсупова, так как князь единственный на тот момент живой участник событий, написавший мемуары.

Но публикацией из прокурорского дела доказывается подложность этой всего лишь весьма правдоподобной мистификации протокола.