– Да. Но здесь. – Глеб категорически не желал выпускать детей в город. – Прошу прощения, но сейчас здесь неспокойно.

– Да, мне говорили. – Калевой вытащил футляр с очками, которые принялся протирать с преувеличенной старательностью. – Ситуация сложилась неоднозначная. Не так давно ко мне обратились с просьбой… Жалобы, конечно, почти сразу пошли, но жалобы – это одно, а вот личные просьбы, как понимаете, совсем-совсем другое… И человек такой, что отказать будет сложно.

– Это мой дом. И мне решать, что в нем делать.

– Помилуйте, – отмахнулся Калевой, едва не выронив очки. – Я разве против? Наоборот, признаюсь, этот ваш шаг некоторым образом вывел вас из-под моей юрисдикции. Частные учебные заведения куда менее зависимы от министерства образования, нежели государственные. Проверок и инспекций, конечно, избежать не удастся, вы ведь понимаете…

Глеб понимал.

– Но пока все, увиденное мной, не противоречит правилам. У вас имеется помещение достаточное, чтобы вместить, скажем, до сотни учеников. Наполняемость классов определяется лишь вами, как и дисциплины, помимо основных. К слову…

– Наставники будут.

– Отлично. Чудесно даже. Если же вдруг возникнут затруднения, обращайтесь, у меня есть на примете люди, которые не откажут… да… так вот, программа по ним установлена. С внутренними экзаменами разберетесь сами, что же касается внешних, то я присмотрю, чтобы проводились они честно.

Что ж, и за это стоило сказать спасибо. Одно дело – школу открыть, и совсем другое – сохранить ее открытой.

– Я предоставлю отчет со своим видением проблемы его величеству. И я постараюсь, чтобы мой голос был услышан, но вам следует помнить, что будут и другие, куда более скептические. И куда более близкие, – теперь Калевой говорил спокойно. – В последнее время, как никогда, живы представления, что темные маги миру вовсе не нужны, а если и нужны, то не в тех количествах, чтобы открывать школы. И я не уверен, хватит ли мне силы доказать обратное.

– Однако…

– У моего сына не было друзей. И не было врагов. Не было никого, с кем бы ему позволено было общаться. – Под ногой хрустнула ветка, и Калевой остановился. – И теперь я понимаю, сколь неправильно это было. Ему полезно встретиться с другими детьми его возраста.

– Даже если встречи не пройдут безболезненно?

Вилка по-прежнему лежала в кармане. Показать?

– Тем паче. Боли все одно не избежать. А тут вы хотя бы присмотрите. Моя жена говорила, что мир несправедлив по отношению к темным. И я пытался оградить сына от общения с ним, что было неверно. Возможно, Богдан со мной не согласится. Возможно, он будет обижен. Возможно, он не найдет в себе сил простить меня, но теперь я вижу, что ему нужно научиться ладить с людьми. И с обычными, и с такими, как он. – Калевой вздохнул. – Он способный мальчик.

– Способный, – подтвердил Глеб.

– К слову, я пробуду в городе несколько дней. Раз уж здесь, посмотрю на местные школы, да и вообще… – он взмахнул рукой. – Завтра я буду ужинать с Таржицким, постараюсь убедить его, что от вашей школы не будет вреда.

За домом опять что-то бухнуло, а потом раздался протяжный душераздирающий вой. И Глебу подумалось, что градоправитель Калевому не поверит.

И будет прав.

Мирослав Аристархович появился ближе к полудню, потянул носом и поинтересовался:

– Шанежки?

– Понятия не имею. – Глеб разбирал документы, и теперь если и слышал, то только запах пыли, смешанный с остаточной вонью. И вроде переоделся, и душ принял, но все же от вони не избавился.

– Шанежки. И борщ. Люблю борщ, – Мирослав Аристархович вздохнул тягостно, видимо, оттого, что борщ не отвечал ему взаимностью. – Однако я с новостями, а у вас тут порядок? Тело пока не отдали?

Порядок только начал проглядывать.

В одном шкафу выстроились папки с личными делами учеников, пусть пока в них и было лишь, что имя с фамилией, да и то последняя не у всех имелась, приблизительным уровнем дара и парой заметок. Там же нашли место программы, с которыми еще предстояло разбираться подробно.

Математика. История. Основы физики, которые следует адаптировать, поскольку далеко не все ученики, как подозревал Глеб, вовсе будут знать, что такое физика.

География. Статистика. Философия. Естествознание в сокращенном варианте, поскольку дальше оно разделится на ряд видоизмененных дисциплин с практической частью. Логика. Латынь, которую наверняка возненавидят. От древнегреческого Глеб решил отказаться, не видя в нем практической пользы. Механика.

Рисование. Скульптура, хотя бы основы, которые пригодятся для основ големостроения. Обзорный курс по основам коммерции. Литература.

И это еще не касаясь специализированных дисциплин, программы по которым были в принципе готовы, но нуждались в заверении. Впрочем, с этим как раз проблем не будет, раз уж Калевой все одно здесь.

– Кому мы его отдадим? – проворчал Глеб, взвешивая на руке массивную папку с инструкциями по делопроизводству.

А еще ведь отчеты писать.

Без отчетов его точно сожрут. Надо будет нанять кого, чтобы изучил все эти отступы, абзацы, заголовки, и печатную машинку купить.

– Не знаю. И не использовали?

– У нас разрешения нет.

– Это хорошо, это ладно. – Мирослав Аристархович пристроился на краешке стола и сцепил руки. – Что-то вы невеселы?

– А есть причины веселиться?

– Причин, конечно, нет. Город гудит. И этак хорошо гудит… Сам по себе он гудеть не способен. Стало быть, подтравливают. Тому стаканчик нальют, там сплетню кинут. Говорят, что вы тут не школу откроете, а целый университет.

– Не приведи боже, – Глеб содрогнулся, представив, сколько бумажной отчетности потребуется, чтобы открыть университет.

– И станете учить детей, как людей убивать. Что вы их уже учите. И что это ваши ученики тех девок порезали, что вы, как это, волчат кровью прикармливаете. Вот, – он щелкнул пальцами.

– Они же дети!

– Вот! На детей люд особо остро реагирует, поверьте моему опыту.

Глеб поверил.

– Удалось что узнать? – спросил он, запихивая папку между другими. Делопроизводство, делопроизводство… тут сейчас подпалят со всех концов и безо всякой, что характерно, отчетности.

– Удалось, как не удастся. Наш покойный, оказывается, был человеком весьма известным в определенных кругах. На паперти он сиживал не от бедности.

– Это я и так понял.

На столе остался том «Основ светской культуры», которую настоятельно рекомендовалось включить в список обязательных предметов в реальных и классических гимназиях, как этикет и Закон Божий. Оно, конечно, полезно, но найдется ли батюшка, который рискнет преподавать в школе темных?