Видимо, Хант решил пойти по стопам родичей. Сделать его Магистром Клуба было опрометчивым решением. Он получил возможность насаждать кровавые идеи среди других.

Уж не знаю, стал ли он Магистром из-за своего королевского происхождения или взял этот скипетр в честной борьбе (Хант, кстати, действительно очень сильный маг), или по обеим причинам вместе, но он переписал Кодекс Клуба.

Клуб существовал и раньше. В нём ещё наш отец состоят. И Кодекс Клуба всегда был жесток. Адепты разделялись на Жертв и Охотников. Те, кто выигрывал, проходили Инициацию, те, кто проигрывал, выбывали из игры. Причём Жертва могла одержать победу над своим преследователем. И в Игре свято соблюдался принцип добровольности.

Эвелин тяжело вздохнула:

– С приходом Ханта всё изменилось. Теперь Охотниками могут быть исключительно аристократы, а Жертва избирается Высшим Кругом, вне зависимости, выказала она согласие или нет. Но самое страшное не в этом. Если Охотник проигрывает, его, как и раньше попросту не принимают в Клуб.

Эвелин замолчала. Молчание её тревожило:

– А Жертва? – спросила я.

– Жертва становится ею в прямом смысле слова. Её призывают в момент ритуала и…

– И?..

С холодеющим сердцем я поняла, что уже знаю ответ.

В тот момент я не испытала ужаса. Слова были просто словами. Ну, как когда слышишь о погибших где-нибудь далеко от тебя в автокатастрофе или теракте. Неприятно, но ты не переживаешь это как личную трагедию. Ты не знал этих людей, не видел их. Информация остаётся просто информацией.

– И убивают на Алтаре, используя жизненную силу в ритуальных целях.

Я молчала, обдумывая услышанное. Или правильно сказать – пытаясь прочувствовать?

– Почему ты не сказала, что Эмма любовница этого чудовища?

Эвелин резко повернулась ко мне:

– А с чего ты взяла, что Эмма любовница Ханта?

– Женская интуиция, – ядовито протянула я.

– Это… это настолько отвратительно! У меня нет слов! Потому что, если это правда…

Глаза Эвелин блестели, как у кошки в темноте. Жутковатый эффект.

– Если это правда, значит, она замешена в убийствах людей в прошлом году.

Ведь и правда, Эвелин упоминала о том, что в прошлом году смерти возобновились.

А я почти пропустила это мимо ушей.

– Сколько человек погибло?

– Трое. Одной из них была сестра Азы Кадэр. Той самой девушки, что препиралась с тобой в столовой из-за кузена. Её звали Иланта. Я, наверное, должна сказать тебе ещё кое-что. Это важно.

– Говори, – кивнула я.

– Нужно было рассказать с самого начала, но я надеялась, что удастся вернуть настоящую Эмму и все эти неприглядные тайны останутся там, где им и положено быть – в семейных шкафах. Жаль, что нам с Эльзой не приходится гордиться старшей сестрой.

Эвелин глубоко вдохнула и выдала скороговоркой:

– Иланта Кадэр встречалась в Ретом Блэйдом.

Если бы было на что сесть, я бы непременно села от такой новости.

Прежде, чем я успела хоть что-то сказать, Эвелин продолжала:

– Они не просто встречались, как это часто бывает. Они сильно любили друг друга. Это всем было видно. Рет даже не глядел на других девушек, пока не вклинилась Эмма. Для милой сестрёнки чужие серьёзные отношения были как красная тряпка для быка. Она-то привыкла к тому, что стоит ей появиться, парни её следы языками заметают, а тут – полное равнодушие. Да ещё какой-то идиот бросил ей вызов. Мол, что есть кое-что, что даже Эмме не по зубам – Рет Блэйд. Вот на спор она и стала его обхаживать.

Я представила себе Рета. То, как он смотрел на меня. С ненавистью, бесспорно. Без капли вожделения. Боль, что я прочитала тогда в его взгляде, была не болью безответно влюблённого любовника, с которым поиграли и бросили, как я подумала первоначально. То была боль человека, у которого отняли самое дорогое.

– Твоя сестра добилась своего?

Холод, прозвучавший в моём голосе, мне самой был незнаком.

Эвелин вздохнула, опустив голову:

– Добилась. Когда Иланта узнала обо всём, она свела счёты с жизнью. Утопилась.

– Как – утопилась?! – ужаснулась я.

– В пруду. Тут в лесу. Совсем неподалеку.

– Бог мой! Какой ужас! И после всего, что натворило это чудовище, твоя сестра, у вас у всех хватило совести продолжить травить Блэйда дальше?!

– А что ещё оставалось?! – рассерженной кошкой зашипела в ответ Эвелин. – Блэйд был в ярости. Кричал, что заставит ответить Эмму за её поступок. Что она ещё сама будет призывать к себе смерть. А все, кто знает Блэйда знают и то, что у него слово с делом не расходится.

Но какой бы она не была – Эмма моя сестра! Мы не могли позволить ему убить её. К тому же, – уже спокойнее продолжила она. – Идея принадлежала Винтеру. А он был не в курсе всех событий. Эмма втёрла ему эту историю под каким-то удобоваримым соусом, где представала в образе несчастной жертвы, преследуемой злым сумасшедшим волшебником.

Естественно, Винтер, благородный и безумный рыцарь, рванул на защиту прекрасной дамы.

– Но ты-то была в курсе дел. Могла бы и рассказать.

– Никто до конца не был в курсе дел Эммы. Если бы я рассказала… ты же её не знаешь. Ссориться с ней себе дороже. Кроме того, я убедила себя в том, что и для Блэйда так будет безопаснее.

– Ты просто поступила так, как тебе было легче.

– А ты поступила бы иначе?

Разгневанные, мы обе замолчали.

Я хотела успокоиться, но гнев не проходил. Он требовал выхода. И я позволила ему выплеснуться.

– Эвелин, я не знаю, что заставляло тебя лгать мне…

– Я не лгала!

– Лгала, – настаивала я. – С первых дней. Что мешало тебе сразу рассказать правду об отношениях Блэйда и Эммы?

– А зачем было о них рассказывать?! Мы сделали всё, чтобы его тут не было! Это твоя ошибка вернула его в Институт! Ты подписала то дурацкое признание!

– Подписала. И знаешь – что? Не жалею об этом. У него есть полное моральное право мстить вам. И в особенности – этой сучке Эмме.

– Не хочу обелять сестру, она поступила как скотина. Но если тебе изменил парень, разве это повод сводить счёты с жизнью?

– Боже, Эвелин! Ты действительно идиотка, или меня за неё держишь?! Сильно сомневаюсь, что Иланта утопилась. И ещё сильнее, что у твоей сестры вообще что-то было с этим Блэйдом.

– Что ты такое говоришь?

– Эта игра. Эмма – Охотник. Иланта – Жертва. Её загнали, не так ли?

Эвелин выглядела потрясённой, но я не знала, верю ли я ей.