– Это ведь неправда, что она погибла в аварии? – бесцветным тоном задала я вопрос, в ответе на который практически не сомневалась.

– Неправда, – подтвердил мою догадку Майкл. – Но я до сих пор не знаю, как это произошло. Ингрид поступила в институт, где познакомилась с твоим отцом, вышла замуж. Потом у нее появилась ты. Я не был настолько близок с дочерью, как с тобой. Но видел, что с каждым годом она будто чахнет. У нее было все, что можно пожелать – обожающий муж, ребенок, обеспеченность. Но Ингрид ничего не радовало. Как-то раз она проговорилась мне, что ее тянет в «Поющие пруды». Тебе было четыре тем летом, когда она сюда вернулась. Оставила тебя на наше с Фритой попечение, Леша тогда был в длительной командировке… мы не знали, куда она едет, хотя я должен был догадаться. Вскоре прошел слух, что в «Поющих прудах» массово гибнут люди. Нам позвонили бывшие соседи через три недели… тело Ингрид нашли на берегу озера.

– Так она утонула? – я до боли впилась ногтями в ладони.

– Нет. Сказали, что у нее случилась остановка сердца, – голос Майкла слегка дрогнул. – Вскрытие не проводилось – мы с Фритой не захотели, да и Леша тоже…

Мне было плохо. Морально, физически.

Плохо оттого, что от меня столько лет скрывали правду. Оттого, что Майкл, учивший меня честности и доверию, сам же это доверие предал.

– После смерти Ингрид у меня появился один единственный страх – потерять тебя, – словно прочитав мои мысли, произнес он. – Я боялся, что ты унаследуешь ее… особенности, которых я и по сей день не могу ни понять, ни объяснить. Не стану просить у тебя прощения за то, что не рассказал этого раньше. Будь у меня шанс поступить иначе, я бы им не воспользовался. Я так надеялся, что у тебя будет нормальная жизнь…

Я стиснула кулаки еще сильнее, смутно сознавая, что этим действием напоминаю себе Егора.

– Почему папа решил сюда переехать после всего, что случилось? Почему начал стройку именно здесь, в месте, где умерла мама?

Майкл криво и совсем невесело усмехнулся:

– Веришь или нет, я и сам задаюсь тем же вопросом. Леша материалист и прагматик до мозга костей. Он любил твою маму буквально до безумия, но отказывался видеть в ней что-то странное. Для него Ингрид погибла в результате сердечного приступа, который спровоцировала затяжная депрессия. Леша не верит ни в мистику, ни во что-то сверхъестественное. Хотя, конечно, все равно странно, что он решил реализовать свой проект именно здесь.

В следующий момент он внимательно на меня посмотрел и предельно серьезно произнес:

– Помнишь, я говорил, что у меня есть своя квартира? В последние годы я сдавал ее в аренду, но после твоего совершеннолетия перепишу ее на тебя. Если вдруг поругаешься с отцом, или просто захочешь жить отдельно, то всегда сможешь туда въехать. Если хочешь, мы можем уехать отсюда прямо сейчас. Хоть в эту квартиру, хоть домой – я еще раз поговорю с Лешей и…

– Нет, – не дослушав, решительно перебила я. – Я хочу остаться здесь. Теперь это – мой дом. Я уехала из Питера, чтобы начать новую жизнь, и к прежней возвращаться не собираюсь. Вдобавок… маме ведь сбежать не удалось.

Несмотря на насыщенный день, я долго не могла заснуть. Ворочалась в нагревшейся постели, раз за разом прокручивая в голове все, что узнала из разговора с Майклом. О событиях утра, которые теперь казались совсем далекими и нереальными, предпочитала не вспоминать. Только торшер оставила включенным.

Сейчас мне не было страшно, скорее я ощущала опустошение. И одиночество. Умом понимала, что Майкл по-своему прав, но принять его долгую ложь все равно не могла. Было просто не обижаться на папу – мы с ним никогда не были особо близки. А вот с Майклом все обстояло иначе.

Свернувшись клубком, я притянула колени к подбородку.

Постель насквозь пропиталась запахом пруда, но он уже стал до того привычным, что я почти его не замечала.

Вокруг было так много странностей, а у меня – так много вопросов. Но Егор прав, отыскать все ответы сразу для меня было бы слишком. Мой мир как шатающийся на ветру карточный домик – неустойчивый, но пока еще держащийся. А стоит ветру подуть сильнее – он распадется, и с чем я тогда останусь, неизвестно.

Этим поздним вечером я решила для себя две вещи.

Во-первых, мне необходимо узнать, что произошло с мамой.

Во-вторых, разобраться, как это связано со мной.

Мне думалось, что и с первым, и со вторым может помочь Егор. Этот странный замкнутый парень, который явно знает больше остальных.

А еще я решила, что осуществление первого пункта начну с посещения дома, где раньше жила наша семья. Если Майкл откажется сказать, какой дом им прежде принадлежал, буду спрашивать у кого-нибудь другого и все равно это выясню. Может, там еще сохранились какие-то вещи… вряд ли, конечно, но вдруг. Да и просто взглянуть на то место, где когда-то жила моя родня, казалось правильным.

За такими мыслями я не заметила, как заснула. Проснулась среди ночи из-за того, что ужасно захотелось пить. У меня уже вошло в привычку ставить на прикроватную тумбочку бутылку минералки, но вчера я забыла ее поменять, и сейчас она оказалась пуста.

Пришлось вставать и спускаться в кухню.

В отличие от моей спальни, где я не гасила на ночь свет, в остальном доме было темно. Раньше я не боялась темноты и уж тем более не боялась ходить по своему собственному дому, но в настоящий момент мне было неуютно. По лестнице я спустилась быстро, помимо воли прислушиваясь к каждому шороху. А, входя в кухню, едва не споткнулась о растянувшегося прямо на пороге Джека.

– Ну ты даешь! – со смешком шикнула на него я. – Напугал до полусмерти…

Джек только чуть приподнялся, глянул на меня исподлобья и, поведя ухом, снова уронил голову на лапы. Осторожно его переступив, я открыла холодильник и жадно прильнула к минералке. Эта жажда была несравнима с той, которую я испытывала во время приступов, но все равно пить хотелось неимоверно.

Осушив полбутылки, я отерла губы и уже собралась возвращаться в свою комнату, когда заметила, что Джек поднялся с пола. Встав в коридоре, он смотрел в сторону гостиной и, прижав уши к голове, скалил клыки.

Несмотря на утоленную жажду, в горле вновь пересохло. Ладони моментально сделались неприятно влажными, по спине пробежал озноб. Джек и раньше мог порыкивать, глядя в какой-нибудь пустой угол, но теперь в его приглушенном рычании мне слышалось что-то жуткое. Как будто он видел нечто, что не видно обычным людям. Нехорошее и опасное.

Медленно, на негнущихся ногах подойдя к Джеку, я выглянула в коридор и проследила за его взглядом. В просматривающейся отсюда части гостиной было темно – даже уличное освещение туда не попадало. И тишина вдруг стала такой вязкой, густой и тягучей, как смола. Как это обычно бывает в такие моменты, память совсем некстати воспроизвела все самые страшные образы. Напомнила об увиденных в школе существах, о «мертвой Оле» в бассейне и даже чудовище, жившем в нашей старой кладовке.