– Ты же только за стол сел! – возмутилась Мила. – Ну-ка быстро вернулся и доел! Пора самому учиться есть, большой уже, чтобы я тебя из ложечки кормила…

Мальчонка застыл в дверном проеме и, не обращая внимания на маму, смотрел прямо на меня. Его глаза были широко распахнуты, а перепачканные кашей губы чуть приоткрыты, как будто он видел перед собой что-то необыкновенное.

– Она на нее похожа, – неожиданно пролепетал он, указав на меня пальцем.

Мы с Егором переглянулись. А Мила, нахмурившись, спросила:

– На кого похожа?

– На ту девочку, – все так же не сводя с меня широко распахнутых глаз, ответил ребенок. – Которая приходит со мной играть.

На несколько долгих секунд повисла напряженная тишина.

– Не обращайте внимания, – нарушила молчание Мила, нервным движением заправив за ухо выбившуюся из пучка прядь. – Он у меня тот еще фантазер. Уже несколько дней твердит, что с ним какая-то девочка играет, когда он из дома выходит. Но я-то знаю, что у нас дома посторонних не бывает. К старшему разве что приятели заглядывают, да вот вы зашли…

Я похолодела. Словно тысячи ледяных иголок вонзились в мое оцепеневшее тело и добрались до самого сердца. Глядя в невинные детские глаза, я отчетливо понимала, что этот мальчик не придумывает. Что он действительно видит девочку, приходящую с ним поиграть. И я знала, что это за «девочка».

Отмерев, я подошла к ребенку и, присев перед ним на корточки, спросила:

– Почему ты считаешь, что мы с ней похожи?

– Ой, да брось ты! – словно из-за ватной стены донеслось до меня раздраженное восклицание Милы. – Говорю же, это просто детские фантазии…

Мальчик подался вперед и, словно нарочно понизив голос – так, чтобы услышала одна я, сказал:

– Она тоже… из воды.

От таких простых и вместе с тем странных слов по коже пробежал мороз. Я не имела особого опыта общения с маленькими детьми и никогда не разделяла всеобщего ими умиления. Но сейчас, глядя в пристально смотрящие на меня глаза, думала, что эти глаза могут видеть и замечать больше, чем глаза взрослых.

Мне стало откровенно не по себе. Сейчас, в этой обычной светлой прихожей, рядом с обычным маленьким мальчиком я испытывала необъяснимый страх. Он отличался от того ужаса, который я пережила, впервые столкнувшись с… этими, но был не меньшим. Просто другим. Было что-то особенно жуткое в том, как просто и спокойно ребенок говорил о той девочке.

«Поплавай со мной», – всплыла в мыслях ее просьба, произносимая приглушенным, шелестящим голосом.

– Ты только не ходи за ней, ладно? – обратилась я к мальчику. – Если вдруг она позовет.

Он, некоторое время подумав, согласно кивнул, после чего приблизившаяся к нам Мила взяла его на руки.

– Хватит глупости болтать! – отчитала она сынишку и, переведя взгляд на меня, с недовольством спросила: – А ты чего ему потакаешь? Нашла, что хотела – иди. У меня и без того дел по горло.

Слова мальчика еще долго звучали у меня в голове. Погрузившись в себя, я как-то отстраненно воспринимала окружающую действительность. Попрощавшись, вышла из дома, молча села на байк, и только когда мы подъехали к разделяющему поселки мосту, вынырнула из состояния задумчивости.

Небо к вечеру прояснилось, и на нем показалась слегка кривоватая луна. Яркая, окруженная отчетливым синим ореолом, она освещала заболоченный пруд. Домой мне отчего-то ехать не хотелось, и я попросила Егора остановиться.

Спрыгнув с байка, подошла ближе к периллам и, положив на них руки, посмотрела вниз. Пруд частично затянула ряска, на поверхности плавало множество опавших листьев, а по темной воде расстилалась дорожка лунного света. Только казалось, что свет не ложится на воду, а частично погрязает в ней, делаясь тусклым.

Вода… и снова в ушах звучат слова мальчика.

Умом я понимала, что он – просто ребенок, и не стоит придавать большого значения его словам. Точнее, не стоило бы… не увидь я собственными глазами то существо, о котором он говорил.

Егор подошел ко мне так тихо, что я от неожиданности вздрогнула. Встав рядом, он тоже устремил взгляд на пруд, а я тем временем украдкой взглянула на него.

Все-таки он и вправду красив. Сейчас, глядя на подсвеченный лунным светом профиль, мне казалось, что стоящий рядом парень – нереален. Как и весь настоящий, напитанный серебристым светом луны момент. Мы находились между двумя поселками, и возникало ощущение, что время здесь застыло. Что мы – отгороженные ото всех остальных, стоим где-то на границе миров.

Здесь было тихо, как будто все звуки вязли в густом, окружающем нас воздухе. Гремящая в «Водяном» музыка доносилась едва различимыми отголосками, как и голоса людей из старого поселка.

– Ты боишься? – внезапно спросил Егор.

– Да, – честно призналась я. – Но не потусторонних существ. Меня страшит неизвестность.

Обернувшись ко мне, он выразительно изогнул бровь:

– Значит, потустороннего не боишься? Мне казалось, еще недавно все было иначе.

– Я давно научилась справляться со своими страхами, – может, звучало самонадеянно, но это действительно было так. – Но для того, чтобы справиться с ними, мне нужно знать, чего я боюсь. А пока мне так и не удалось понять, что здесь происходит.

Посмотрев ему в глаза, я добавила:

– И ты молчишь.

Встреча наших взглядов длилась считанные секунды, но мне показалось, что она заняла целую вечность.

– Знаешь, ты не перестаешь меня удивлять, – спустя ту самую «вечность» произнес Егор. – Для той, кто столкнулся с необъяснимым, ты и впрямь держишься неплохо.

Похвала неожиданно польстила и оказалась приятной. Я до сих пор не понимала этого парня, не находила объяснения многим его поступкам, не знала, что он скрывает. И почему он вдруг стал со мной общаться, не понимала тоже. Но может быть, именно поэтому он так притягивал меня. Потому что сам казался таким же загадочным и необъяснимым, как все, что происходило со мной в последние пару недель.

Позже, когда мы с Майклом пили на кухне вечерний чай, я рассказала ему о визите в его прежний дом и показала свои находки. При виде шкатулки лицо Майкла просветлело, а глаза затянулись легкой поволокой тоски.

– Она принадлежала Фрите, – мысленно находясь где-то далеко, сказал он. – Одна из немногих вещиц, которую Фрита привезла с собой из Норвегии. Говорила, что этой шкатулке больше ста лет… – Майкл улыбнулся. – Хорошо сохранилась для такого почтенного возраста, не находишь?

– Если эта вещь была бабушке так дорога, почему она ее оставила? – удивилась я.

– Мы с Фритой никогда не питали большой любви к вещам, – пожал плечами Майкл. – А это просто вещь, как ни крути. Не знаю, почему она не забрала ее с собой… может, думала, что мы еще вернемся. Мы ведь дом не сразу продали, предполагали, что станем использовать его как дачу. Это уже где-то спустя год решили окончательно от него избавиться… о шкатулке Фрита, наверное, так и не вспомнила.