на съедение вишапам? Об этом никто, конечно, не заикнулся, но думать думали. Не хочу грешить против совести, скрывать это сейчас.

Ударил дождь. Действительно, это был удар. Шквал воды на головы деревьев, которые стонали и метались из стороны в сторону от этих ударов. Потом разом все кончилось. Дождь был еще летний: короткий, сильный, теплый. Он кончился так же неожиданно, как и начался. В лесу сразу просветлело. На деревьях зашевелились птицы, еще не успевшие прийти в себя. Взъерошив перышки, они стряхивали с себя дождевые капли. Мы вышли из укрытия и двинулись по мокрой тропинке. Солнце садилось где-то за лесом. В стороне, на пригорке, мы увидели в последних его лучах дома, точь-в-точь как в нашем Нгере, — низкие, подслеповатые, с плоскими крышами, вросшие в землю.

— Наше село, — сказал Шаэн, — но мы с сыном дома не живем. Здесь работаем, здесь и ночуем.

Неподалеку раздался стук топора.

— Сын, — объявил Шаэн и, приложив ладонь ко рту, крикнул во весь голос: — Эй, Саша!

— Эгей! — раздалось в ответ.

— Кончай работать, иди гостей принимать!..

Между стволами деревьев вскоре показался мальчик-крепыш с топором, по-взрослому закинутым за пояс. Ничего, что рукоятка топора волочилась по земле. Он на это не обращал внимания. И был он вооружен. На правом плече висела деревянная винтовка, понимай «мосени», на левом — другая деревяшка, изображающая оружье бог весть какой марки, и, конечно же, патронташи, покрывшие худую грудь крест-накрест. Тот, кого назвали Сашей, был ужасно страшным не только для нас, но, должно быть, и для всех птиц и зверей. Шел он важный, степенный, погромыхивая грозной амуницией. А вообще он был очень похож на отца. Отцовское в нем было и в губах, и в линии щек, во всем складе лица, уже обретшего характер. Вот если бы не эта надутость и важность, портившие в нем и схожесть с отцом, и добрые черты лица…

Шурша прошлогодней листвой, лесной оборотень медленно приближался к нам, всеми мерами набивая себе цену. Из худого треха на правой ноге выглядывал палец.

Саша подошел близко, высокомерно измерил каждого из нас с ног до головы, хмуро буркнул отцу:

— Мать была… Просила зайти домой, как только придешь.

— А зачем я ей? Небось соскучилась? — шутливо спросил Шаэн.

— Не знаю, — мрачно отбрил Саша, — в амурных делах я неуч, стригунок.

— Злой какой! — рассмеялся Шаэн.

Он щелкнул сына по носу и обернулся к нам:

— Ну, вы знакомьтесь тут, а я на минутку домой загляну.

Шаэн ушел.

Саша осмотрелся по сторонам, снял картуз, достал оттуда табак, смастерил самокрутку, затянулся и сейчас же закашлялся, подавившись дымом.

— А вишапы тут есть? — задохнувшись от любопытства, спросил Сурен.

— В этих дебрях чего не насмотришься! — важно ответил Саша, посасывая цигарку. — Тут им самое житье…

— Ты их видел? Говорят, они человечью кровь пьют, ребячьим мясом питаются… Как же они тебя не трогают? — забрасывали мы Сашу вопросами.

А он, чувствуя растущий интерес к своей особе, все больше разжигал наше любопытство уклончивыми ответами:

— Леший их знает, чем они питаются! Может, им шамайки да селедки больше нравятся. Отец вон говорит, что все это попы выдумали. А мне все равно. Плюю я на этих вишапов.

— И ты их совсем-совсем не боишься? Хоть самой что ни есть темной ночью? — волновался пуще всех трусливый Сурен.

Саша вынул изо рта цигарку, сплюнул сквозь зубы, растер плевок худым носком треха и сказал важно:

— А я их вот так!

Через минуту мы сидели на подгнившем дереве и, затаив дыхание, слушали рассказы Саши о необыкновенных лесных тайнах.

— А мы здесь не только уголь рубаем, и блоху подковать можем.

— Так и блоху можете подковать? — ахнули мы, веря в каждое слово лесного чародея. Мы тогда не знали переносного смысла этого выражения.

Стемнело. В деревне зажглись огни. Птиц больше не было слышно. Только запоздалый дятел бил по дереву.

— Хотите, я вам покажу, как мы уголь делаем? — вдруг предложил Саша.

— Покажи, покажи! — раздалось со всех сторон.

Саша медленно поднялся, заткнул топор за пояс, бросил тоном старшего:

— Пошли!

Посреди леса мы увидели зеленый шатер. Неподалеку от него темнела яма, оттуда шел удушливый запах гари.

— Вот наша шахта, — сказал Саша, показывая на яму. — А рабочие — я да отец.

— Много ли угля нарубишь в такой дыре! — высокомерно, оглядывая яму, сказал Васак.

— Ваших горшков, хоть собери со всей деревни, не хватит, чтобы расплатиться за наш уголь!

— Брешешь, — не выдержал Аво. — Если вы такие богатеи, почему у тебя трехи в дырах?

— Что ж с этого! — спокойно возразил Саша. — Один мальчик бедным был, а потом королем стал. Мне об этом отец в книжке читал.

— Ну, угольный король, зови гостей хлеба-соли откушать, — раздался вдруг голос сзади.

Шаэн стоял за нами и смеялся. Саша сразу притих, спрятавшись за чью-то спину. Шаэн развернул узел, который он держал в руке, достал оттуда черный хлеб, разломал его и дал нам по куску.

— Дядя Шаэн, — робко спросил Сурен, — а нам можно посмотреть, как вы уголь рубаете?

— Отчего же! Можно, — ответил Шаэн. — Только насчет шахты Саша наврал. Какие мы шахтеры? Просто угольщики. И не рубаем мы уголь, а из дерева выжигаем.

Мы подошли к месту, где лежали сваленные деревья. Шаэн вынул из-за пояса топор и начал рубить их на поленья. Расколотые дрова мы стаскивали и сваливали в яму.

Кончив рубить, Шаэн подошел к яме, спрыгнул в нее, плеснул на поленья керосином и чиркнул спичкой. Сырое дерево шипело, чадило едким дымом, выпуская белую шипучую смолу на месте среза. Юркий огонек бегал по веткам, взвихривая облачко трескучих искр и дыма.

Когда дрова занялись, Шаэн взял лопату и стал засыпать полуобгорелые, почерневшие поленья песком, как виноградные лозы осенью. Через несколько дней их выкопают, и уголь готов — настоящий древесный уголь.

Уже смеркалось, когда мы покинули лес. Саша провожал нас почти до самой нашей деревни. И был совсем другой, простой, добрый, из оборотня превратившись в заправского побратима. По дороге он вдруг сказал:

— А мы вовсе не угольщики.

— А кто же? — удивились мы.

Оглядевшись, Саша таинственно сообщил:

— Политические.

— А это что, разбойники? — с завистью воскликнул Аво.

Сразу угадав, какую нам бросил «косточку», Саша снова заважничал, пуще разжигая наше любопытство.

— Не-ет.

— Дашнаки? — не унимались мы.

— Не-ет.

— Гнчакисты?

— Не-ет. Вот еще!

— Арменаканы?

Саша покачал головой.

— Так кто же?

— Я сам не знаю, — признался Саша и вдруг, испугавшись своих слов, насторожился. — Смотрите не выдайте. А то нас повесят…

Мы поклялись сохранить услышанное в тайне.

— А насчет вишапов я