– Второй сын? – спросил один из воинов.

– Да, Акинобу.

Самурай подъехал к ребенку.

– Вкусные у тебя рыбы, – сказал он, – для отца и брата… а что ж не для бабушки?

– Бабушка не ест рыбу, – испуганно пояснил мальчик. – Кости… боится проглотить и подавиться.

– Мудрый мальчик. Заботится о семье. Любишь свою семью… Акинобу?

– Д-да, господин.

– Отца?

– Да, отца люблю…

– И брата тоже?

Акинобу посмотрел на Духа. Потом перевел взгляд на отца. Но за Осу все время наблюдал второй самурай. Никакого сигнала, никакого знака подать мальчику было нельзя.

– Да, люблю… брата.

– А как зовут твоего брата, мальчик? Он немой, и сказать нам не может.

– Немой?

Что-то блеснуло в глазах самурая.

– Так как же зовут твоего брата? – повторил он вопрос. – Как зовут твоего брата, мальчик?

Акинобу затравленно посмотрел на отца, потом на Духа, нервно сжал рыбу и мех с водой.

Кентаро не мог больше ждать.

Схватил оружие, сталь запела, покидая ножны. Дух вскочил на повозку, оттолкнулся от дна. Удар!

Конь жалобно заржал, когда сталь рассекла его толстую шею. Кровь ударила густым потоком крупных темных капель, а Кентаро схватился за упряжь оседающего коня, подтянулся вровень к самураю и ударил снова – быстро, так быстро, что противник не успел даже положить руку на собственный меч.

И конь, и его наездник умерли, еще не успев упасть на землю.

Второй самурай оттолкнул Акинобу, что-то невнятно выкрикнул и погнал коня в лес. На коне он был слишком быстрым, чтобы Дух мог его догнать. Уйдет, вызовет подмогу!

Кентаро не мог этого допустить.

Он схватил оружие мертвого врага, вырвал катану из ножен, развернул и метнул как дротик. Клинок блеснул в полете, а потом вонзился в спину всадника – не слишком глубоко, но достаточно болезненно, чтобы выбить его из седла.

Конь помчался дальше, когда самурай свалился с его спины. Воин поднялся, присел на корточки, выдернул из ножен свое оружие. Бешено закричал, увидев мчащегося к нему Кентаро.

– Подонок!

Свистнула сталь. Первым ударом Дух отрубил ладонь самурая, сжимающую оружие, быстрый перехват, еще удар.

Отрубленная голова самурая покатилась прочь от тела.

Настала тишина, которую нарушал лишь топот копыт перепуганного удаляющегося коня.

Все более отдаленный топот.

Дух стряхнул кровь с клинка, повернулся и направился обратно к костру.

Там в молчании он вытер с лезвия остатки крови, спрятал его в ножны. Взглянул на Осу, потом подошел к Акинобу и помог ему встать.

– Другого выхода не было, – сказал он, видя, что отец не сводит глаз с изуродованных тел коня и самурая. – У них появились подозрения. Убили бы нас.

– Да, знаю, – ответил наконец мужчина, – но теперь нам надо будет очень торопиться в Кедо. Патруль – это наверняка был патруль – должен был перехватывать таких, как мы, выживших из Ворот Сна. Ложь, возможно, довела бы нас до города… но, может быть, и до смерти.

– Отец… – шепнул Акинобу. – Рыбы… вода!

– Рыб съедим сырыми. А воду отдай Кентаро. Не смотри так на меня, Дух, а лучше умойся. У тебя кровь на руках. И на лице тоже.

Им пришлось съехать с тракта и углубиться в лес. Там, как решил Осу, нужно было провести несколько дней. Если другой патруль найдет трупы, то сразу же свяжет их с новоприбывшими в город. Лучше обождать, пока следы боя обнаружат, и только потом, через день или два, въехать в Кедо, не попадая в круг подозреваемых.

Рыб действительно съели сырыми, запили холодной водой, не разводя костра. К счастью, ночь была настолько теплой, что они не замерзли.

Бабушка похрапывала во сне, так же как и Акинобу. Осу и Кентаро не сомкнули глаз.

– Я знаю, – сказал наконец мужчина. – Знаю, почему ты на самом деле хочешь ехать с нами. И именно на север. Месть.

Дух вздрогнул.

– Месть, – повторил Осу. – Я сперва думал, что ошибаюсь, но потом заметил блеск в твоих глазах, когда ты убивал тех самураев. Цвета Нобунаги всегда вызывают в тебе бешенство, жажду убивать. Я понимаю это и потому не осуждаю тебя. Но и поддерживать тебя не стану.

– Красный Лотос, – прошептал Кентаро.

– Я знаю, что ты к ней чувствовал. В самом деле, нетрудно догадаться. То же самое и я чувствовал к своей любимой покойной жене. Говорят, что мангуты демонстрируют чувства к своим женщинам при каждом удобном случае. Но они дикари. Мы-то люди цивилизованные и своих чувств не выставляем напоказ… но это не значит, что их не имеем.

– Я не мог ничего к ней чувствовать…

– Чушь. Конечно мог, как и все остальные. Ты натасканный боевой пес, это правда. Но ты все равно человек. Человек, а не инструмент… хотя я знаю, что тебе проще было так думать о себе. Инструмент, предмет, оружие. А раз оружие, то оружие неразмышляющее. Лишенное чувств. Как это банально. И как удобно. Скажи мне, Дух, если ты был всего лишь оружием, почему жаждешь мести? Разве оружие мстит?

Кентаро ничего не ответил. Лишь заглянул в глаза Осу, но не нашел там осуждения, а только понимание. И жалость.

– Я хочу вас защищать, – сказал он в конце концов абсолютно искренне, – но не могу перестать думать о ней… о ее смерти. И о том, кто ее убил.

– Нобунага Хироши.

– Да.

Снова молчание. Храп бабушки, посапывание ребенка.

– Кедо всего в нескольких милях от Железного Дворца, гнезда клана Нобунага. А мой брат… ну… скажем, ведет с ними дела. Он не благородный человек. Бандит, головорез, но и человек с собственным понятием о чести. Он поможет нам, это точно. Но может захотеть чего-то взамен. Будь готов к встрече с ним.

– Буду…

– Хочешь мести? Не стану тебя останавливать. Но когда ты увидишь моего брата, то поймешь, что иногда, стремясь к тому, чего желаем, мы причиняем другим страшный вред. Запомни этот урок.

– Запомню.

В конце концов они все же уснули. И Кентаро тоже. Наверное, впервые в жизни он спал глубоким сном.

И видел во сне Красный Лотос.

Выбравшись из леса, они не увидели города, по крайней мере не сразу.

Было утро, так что туманы висели еще низко над землей. Кентаро, выехав между деревьев, на минуту остановил повозку, стараясь охватить взглядом раскрывающееся перед ним пространство. Рисовые поля тянулись, казалось, на много миль, до самых отдаленных белых стен города. Пересекали эти поля коричневые полоски дорог, да виднелись кое-где темные кубики домов. Над каналами висели многочисленные мостики, так что пространство под Кедо было одним большим лабиринтом тропинок, дорог, полей и переправ.