Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай я сам буду решать… – ору в ответ, но тут Ева откашливается и показывает на кухню.
– Раз уж столовая непригодна для завтрака, предлагаю перейти на кухню.
– Отличная идея. Ника? – она краснеет от негодования и поворачивается к Еве. Абсолютно безмятежной. Порой кажется, ничего ее не может взволновать. Ну или почти ничего.
– Не думай, что тебе есть место в этой семье. Я скорее сдохну, чем позволю этой свадьбе состояться.
– Не стоит идти на такие жертвы ради нашего счастья, – улыбается Ева, а меня разбирает смех. – Обычного пожелания будет достаточно.
– Ты совсем поехавшая!? Харитон, она обует тебя, а потом пойдет налево, потому что ты как минимум инвалид. Как максимум гандон! Ты в курсе, что он любитель поспорить на живые души.
– Я знаю…
– Сумасшедший дом, – бесится Ника и убегает из столовой, а я тут же качусь к Еве, беру ее за руку. Напряженная. Но это и понятно.
– Я вроде сказал, что нужно найти другого повара. Теперь ты моя невеста. Незачем горбатиться у плиты.
– Ценю твою заботу. Но найти повара за ночь неспособен никто, а я хотела есть. Так что, если ты готов присоединиться, то вперед.
– Я готов, но все равно не хочу, чтобы ты тратила на это время.
Она сама везет меня на кухню, к столу, а я сразу звоню Грише, пока Ева наливает чай к свежеиспеченным вафлям, запах которых буквально обволакивает и терзает вкусовые рецепторы. Здесь еще свежие сливки и ягоды. Кайф.
– Гриша. Привези с гаража новое кресло. Чувствую себя инвалидом.
– Доброе утро, шеф. Будет сделано, шеф.
– Интересно, – убираю телефон. – Как быстро он из жополиза превратится в наглого ублюдка.
– А чего-то среднего не может случиться? Или ты человек крайностей?
– Все или ничего? Пожалуй, да. Я не ищу друзей, – пожимаю плечами и наконец могу отломить свой завтрак и попробовать, так ли он хорош на вкус, как и на вид.
Черт.
Охрененно. Я даже прикрываю глаза, чувствуя, как все это чудо тает на языке…
Посмотрев на Еву, я замечаю, как она прячет улыбку за чашкой.
– Нравится?
– Не то слово. Пожалуй, иногда я буду просить тебя делать мне такие вафли.
– Я не против. Я люблю готовить для благодарной публики.
Меня смутила эта фраза. Сразу представилась счастливая семья, где Ева готовит для кого-то другого.
– Такой, как твой сын?
Она меняется в лице, но не встает, не сводит брови, просто становится другой.
– Для тебя это проблема?
– Не знаю. Нет, наверное. Кто его отец? Он не заявится набить мне морду за то, что я отнял его семью?
Ева вдруг звонко смеется. Буквально хохочет.
– Боишься, что не сможешь ответить?
– Еще как смогу. Видела колеса? Я его перееду.
– Точно. Переедешь. Не волнуйся. Его отец даже не знает, что имеет сына.
Я задумался. Хотел бы я знать, что у меня есть ребенок? Не знаю. В моей жизни всякое бывало, но я всегда пользовался резинками, но если бы… Все равно не знаю.
– Считаешь, ему не нужна семья? Ребенок?
– Не знаю, – честно ответила она и внимательно на меня посмотрела. – А ты бы хотел знать, если бы…
– Я всегда был осторожен.
– Всегда? – поднимает она брови, и я даже откашливаюсь.
– Ты знаешь о чем-то, о чем не знаю я?
– Нет, конечно. Но слепая уверенность в себе часто приводит к непоправимым последствиям.
– Согласен. Но… Я богат. Уверен, что залети от меня какая-нибудь кошечка, она бы тут же объявилась на пороге с требованием алиментов. Как думаешь?
– Большинство, пожалуй, так и сделали бы.
– Вот видишь.
В этот момент на телефон позвонили. С поста охраны. Приехал Лёня, и я, доев последний кусочек и поцеловав Еву в губы, отправился в тренировочный зал, преисполненный энтузиазма. Но переодеваясь, я увидел в дверях Еву. Она стояла с шприцом в руках, как самая грозная медсестра.
– Я забыл.
– Хорошо, что я помню. Разворачивайся и оголяй зад.
– О, Ева. Ты такая шалунья, – подчиняюсь, чувствуя, как от боли в мышцах раскалывается и голова, но все равно чувствую, как близко подошла Ева. Как горячо ее дыхание.
Легкий укол отвлекает от боли, и я ощущаю, как по телу течет похоть. Боль на боль равно удовольствие, и я, не думая, что делаю, тяну Еву на себя и глубоко целую.
– У меня шприц, – напоминает она, и я смеюсь, дергая ее бедра и усаживая на себя верхом.
– У меня тоже. И укол будет весьма ощутимым, – тяну ее волосы, что текут сквозь пальцы, проникаю глубже в ее рот, чувствуя, как ее потряхивает, как скользит в ответ ее язык. Такая податливая, словно готова прямо сейчас, здесь…
– Харитон Геннадьевич, – слышится голос Лени, и я рычу в мягкие губы.
– В этом доме никогда не будет покоя.
– Но разве это не чудесно…
– Боль в яйцах? Нет.
Ева смеется, целуя меня в щеку и проведя рукой по плечам, ниже, чуть касаясь самой выпирающей части. Она уже стояла рядом, а я весь горел, желая, чтобы она не смела отстраняться.
– Предвкушение, Харитон. Предвкушение.
– Боюсь, я скоро взорвусь от него.
В этот момент нам окончательно помешал мой тренер, и Ева, взмахнув длинными ресницами, ушла, оставляя меня мучиться от неутоленной, извечной жажды.
– Красивая, – заметил Леня, смотря ей вслед.
– Ты пришел на бабу мою пялиться ил работать?
– Простите. Пойдемте. Я разработал новый комплекс упражнений, раз уж мы будем заниматься ежедневно.
– Так. А скажи мне, балбес. Когда я встану и смогу пойти.
Леня нахмурился, что мне не понравилось.
– Точные сроки здесь не поставить. Вы сможете полностью оправиться, если будете соблюдать некоторые…
– Так, так. Твоя болтовня утомляет. Мне нужен день. День, чтобы я смог пойти к долбанному алтарю и сказать «да», – чтобы Ева больше никуда не делась, и чтобы сестра и прошлое перестали влиять на мою жизнь.
– На один день, если только в теории… Но нужно будет закачаться обезболивающими, это стопарнет процесс на месяц…
– Живее, ботаник! Срок!
– Недели через две.
– Поставишь меня на ноги через две недели, заплачу в два раза больше обещанного.
Его лицо надо видеть, насколько оно стало вытянутым и напряженным. Глаза загорелись от нулей, которые он себе нафантазировал.
– Через две недели вы будете стоять на ногах на своей свадьбе. Кстати, поздравляю…
– За работу, поздравитель.