тарелку. Вся компания была уже на хорошем веселе.

— Володька, давай с нами, — пьяно позвал Витёк.

Девушки заинтересованно повернулись в мою сторону.

Причёски их спутались: у одной сквозь тёмно-русые волосы явно проглядывал рыжий шиньон, а у другой, наверно, отвалилась шпилька, и чёлка закрывала один глаз, который она пыталась освободить неуверенной рукой и взмахом головы, и у обеих смазалась помада.

Я стал отговариваться, но Серёга вдруг поднялся и с обидой сказал:

— Брезгуешь? В честь великого праздника не хочешь выпить с нами?

Я невольно подчинился, и мне пришлось выпить за очередную годовщину Октябрьской революции, хотя до праздника оставалось ещё два дня, после чего я, сославшись на то, что приглашен в гости, покинул своих гостеприимных соседей и пошел бродить по городу.

У кинотеатра я остановился. Афиши предлагали посмотреть «Женитьбу Бальзаминова», фильм, на который я давно хотел сходить, но вместо «Женитьбы Бальзаминова» почему-то попал на «Гадюку». Я читал рассказ Алексея Толстого когда-то ещё в отрочестве, но теперь моё сознание снова рефлексивно отозвалось сочувствием к несчастной судьбе дочери купца Зотова, подхваченной вихрем революции и брошенной в её жернова, изломанную гражданской войной и добитую мещанским бытом коммуналки.

«Вот и гадай, всегда ли от человека зависит, куда ему идти и только ли сам он виноват во всём, что с ним происходит? — думал я. — Говорят, что «нет судьбы кроме той, которую мы сами себе выбираем». Это верно, человек — творец своей судьбы, да только до поры. А придёт лихолетье, наступит разлад и придут потрясения, например, в виде войн или революций, и закрутит человека-бедолагу водоворот событий, и перемелет так, что останется уповать ему только на Бога, потому что неисповедимы зигзаги и превратности судьбы в нашей жизни».

К полуночи я вернулся в общежитие. В комнате было тихо. При лунном свете я видел, что парни мирно лежат на узких кроватях вместе с девушками, которые, чтобы уместиться, тесно прижались к своим ухажёрам, уткнувшись в их плечи. Слышен был только лёгкий храп и тихое посапывание. Я разделся, улегся на свою тощую кровать и быстро уснул.

Ранним утром я сквозь сон слышал тихий шёпот, стук, какое-то движение, что-то стеклянно звякнуло об пол, но не разбилось. Потом хлопнула дверь.

Проснулся я от звона стаканов и застольных разговоров Витька и Серёги. Они похмелялись после вчерашнего застолья и были в довольном расположении духа. Девушек в комнате не было.

Глава 13

День седьмого ноября. Интеллигентная компания. Девушки Эмма и Вика. Молодые хозяева упакованной квартиры. Разговор о насущных потребностях. Принципиальный спор о дефиците и неравенстве. Вехи эпохи. Синявский и Даниэль, а также Пастернак. Иван ставит меня в неловкое положение. Я читаю стихи Даниэля.

В день седьмого ноября, когда закончилась торжественная часть с демонстрацией, после которой демонстранты освободились от транспарантов, флагов и портретов вождей, запихнув всё это в стоявшие в обозначенных местах грузовики или вернув всё пешим ходом своему предприятию, за мной зашёл Ванька Карюк. Я на демонстрацию не ходил, сидел сычом в общежитии и лениво листал учебник английского для шестого класса. Карюк потащил меня в компанию своих бывших одноклассников. По дороге мы зашли в гастроном и купили бутылку коньяка, бутылку шампанского и коробку конфет.

— Хорошо бы килограммчик колбаски, да копчёненькой, — смачно сказал Иван и даже зажмурился как кот.

— Проблематично, — усмехнулся я, окинув взглядом очередь, хвост которой выходил на улицу, и мы прикупили пару банок крабов, которые в изобилии жестяными пирамидами стояли на полках, создавая видимость наполненности магазина продуктами.

— Куда идём? — поинтересовался я.

— К коллегам. Недавно поженились. Георгий — в школе мы его звали Жориком — преподаёт историю; жена, Наташа — пианистка, закончила музыкальное училище, работает в Доме пионеров.

— Живут отдельно?

— Да ну, у её родителей. Родители куда-то уехали на отдых, так что они сейчас одни в трёхкомнатной квартире.

— Отец, небось, шишка.

— Ну, если считать главного инженера завода шишкой, то шишка; мать работает на том же заводе, экономистом, что ли. У Наташки есть ещё младший брат, тоже уехал с отцом и матерью… Жорик говорит, что её родители обещают помочь с кооперативной квартирой. Так что у них всё в ажуре.

У подъезда пятиэтажного дома, куда привёл меня Иван, нас встретили девушки, с которыми меня он уже раньше знакомил, — Эмма и Вика. С Эммой как-то лениво дружил Иван, но по отношению к ней был в глубоком раздумье — она ему, вроде, и нравилась, а что-то его душа не принимала. Что именно, он понять не мог и, настроенный на серьёзные отношения, изводил себя сомнениями. Эмма это видела и нервничала. Вика, очевидно, предназначалась для пары мне, к чему я отнёсся равнодушно, и даже с некоторым раздражением, потому что в мои планы крутить амурные дела здесь категорически не входили. После Милы мне никто был не нужен. Я по-прежнему любил её и тосковал по ней. Это было наваждение и Божье наказание. Я думал о ней, она снилась мне, и я хотел надеяться, что я тоже ей не безразличен, что судьба нас развела только для того, чтобы мы почувствовали всю боль разлуки и встретились, чтобы больше не разлучаться. В душе жила эта надежда, а подсознание подсказывало, что будет так, и это укрепляло мой дух…

Трёхкомнатная квартира хозяев комфортно вместила компанию из шести человек. Иван представил меня хозяевам.

Жорик оказался невысоким молодым человеком с приятными чертами лица, которое портили пышные моржовые усы, больше подходящие мужчинам крупным. Такие усы, судя по портретам, носили Ницше и Марк Твен, но в отличие от Жорика у тех усы были к месту. Его Наташа — тоже роста небольшого, но на каблуках казалась с мужем одного роста, светленькая, лёгкая и очень симпатичная.

Мы сели за стол, который выглядел празднично и сытно: с салатом оливье, селёдкой под шубой, винегретом, солеными огурцами и помидорами, колбасой и сыром, а позже дополненный котлетами с картофельным пюре.

— А мы всё плачем, что в магазинах ничего нет, — весело заметил Иван.

— А это, чтобы народ не расслаблялся и проявлял инициативу. У нас чёрта достать можно, только побегать не ленись, — ответил Жорик.

— Ну да, волка ноги кормят, — засмеялся Иван.

— Зато посмотри, какие мы все стройные! — сказала Наташа.

— Конечно, всю жизнь по очередям, — мрачно проговорила Эмма. — Откуда жиру быть!

— Ладно, ребята, — Жорик встал с наполненной рюмкой. — Не будем о грустном. Давайте праздновать. Предлагаю первый тост за годовщину Октября.

Все дружно выпили и стали закусывать, пробуя от всего