О смерти и о жизни вообще… Со смертью близкого человека (да, пожалуй, можно было сказать и так) ему пришлось столкнуться еще школьником, тогда погибла молоденькая и красивая практикантка, учительница французского Лидия Борисовна. Лида… Максим даже не думал, что когда-то переживет эту боль. Но тогда это был все же близкий человек, которого он хорошо знал, здесь же – чужой, незнакомый. И тем не менее на душе было паршиво, наверное, от того, что смерть эта случилась вот здесь, совсем рядом, и так повлияла на всех.

Жаль, конечно, что так… Но все же надо жить, думать именно о жизни, о своей дальнейшей судьбе.

Женька… Как-то она и не особенно обрадовалась. Нет, обрадовалась, конечно, но… Совсем взрослая стала. И очень красивая – да. Впрочем, она всегда была красивой, это, может, Максим не замечал сначала, потому что она маленькая была. А потом все по переписке, в конверте – фото и прочие бумажные поцелуйчики-приветы… Все же три года не виделись! Три года…

А как же Вера? Знала бы Женька… Хотя узнала бы, и что? Связывало ли его с Женей какое-то чувство, большее, чем просто дружба? Да черт его знает. Сложно сказать. Вообще, нравилась ли ему Женька? Сейчас – точно да. А три года назад? Ну, она тогда совсем еще была мелкой. Ребенок – что уж тут говорить. Но теперь… теперь – да, красотка! И словно бы какая-то… чужая, что ли. Так ведь за три года выросла, повзрослела. Теперь уже не та восторженно-наивная девочка, что когда-то «липла» к Максиму и даже пыталась поцеловать… чисто по-детски. Теперь же они совсем чужие, по крайней мере, Максиму почему-то показалось именно так.

А вообще, здесь вроде бы ничего, на станции. Лес, красота! Уютно даже. Если бы не эта смерть… Ну что – смерть? Жалко человека, конечно. Но… день-другой-третий – и забыли – жизнь-то продолжается, у всех свои дела. А погибшего здесь никто толком и не знал. Вообще первый раз увидели. Нет, ну надо же так! Что и говорить – судьба…

Где-то за лесом, быстро приближаясь, вдруг послышался глухой рокот двигателя. А вот из-за поворота появилась и сама машина – знакомый серо-голубой мотоцикл – трофейный «БМВ» соседа, дяди Ефима Потапова. На рыбалку собрался сосед. Или это не он, а сын его, Юрик? Хотя нет, не Юрик…

За рулем сидел коротко стриженный крепыш лет тридцати, с непокрытой головой, в накинутой поверх светлой рубашки бежевой спортивной куртке на застежке-молнии, какие когда-то называли «ленинградками». Максим сразу же признал инспектора уголовного розыска Игната Ревякина, с которым еще до армии сталкивался по тому самому делу о гибели Лидии Борисовны, Лиды…

В коляске улыбалась хрупкая женщина в синем крепдешиновом платье – докторша Валентина Кирилловна, ее в Озерске хорошо знали все.

– Здоров будь! – Завидев Максима, Ревякин остановил мотоцикл и заглушил двигатель. – Подвезти?

– А я как раз вас жду, – улыбнулся юноша. – Дорожкин просил гать показать.

– Что еще за гать? – Валентина хлопнула глазами. – Там что, болото?

Дело в том, что сынок ее, Коля, как-то чуть было не утонул в болоте – вот женщина и запереживала…

Хорошо понимая это, Ревякин успокаивающе погладил супругу по руке. О том, что инспектор и докторша поженились, Максим узнал сразу из двух писем – от сестры и от Женьки. Хотя нет – даже из трех! Еще и от мамы. Ну, поженились – и ладно. Пусть себе живут.

– Так Дорожкин, значит…

– На труп уехал, – махнул рукой молодой человек. – Да вы, верно, знаете…

– Ну да, знаем. Он заехал, сказал.

– И главное, всех девчонок с собой забрал! Сестру мою, Катьку Кротову, повариху, Женьку – она вожатой тут… Всех! Они бы уж и вернуться должны. Да! Мотоцикл можно тут, на полянке, оставить. – Максим показал рукой. – А дальше – пешком – гать. Но недалеко, метров триста. Да и сухо уже там.

Поставив мотоцикл, Ревякин помог выбраться супруге, осторожно взял ее под руку, да так и провел по всей гати.

На станции Валентину сразу же окружили педагоги.

– Ой, Валентина Кирилловна! Как добрались? Как там, в Озерске, что нового? А у нас обед скоро. А повара-то и нет! Всех участковый забрал! Представляете, покойник у нас нынче. Аспирант… Приехал человек аж из самого Ленинграда – и нате вам. Вот ведь судьба…

Вскоре явились с полевого выхода дети, под руководством Елены Ивановны они осматривали неподалеку заливной луг, пополняли гербарий.

– Ой, мама! Игнат! – завидев своих, бросился навстречу Коля.

За прошедшие пару лет он сильно повзрослел и вытянулся, приобрел уверенность, хотя одевался все так же – как типичный отличник-зануда: наглаженные шорты, белая рубашка, панамка, пионерский галстук. Галстуки, впрочем, носили все юннаты – настояла старшая пионервожатая Тая, нынче сильно грустившая по погибшему. Пожалуй, больше всех.

Насчет обеда беспокоились напрасно: девчонки явились почти вовремя, как и обещал Дорожкин. Не сильно и припоздали. Ну, на часок. Сам участковый в лагерь не пошел, а сразу же уехал в Лерничи, опрашивать фельдшера.

– Резников Алексей, в медпункте там, – улыбнулась Валентина. – Хороший парнишка, въедливый. Хоть и молодой. Вот хотим его на учебу отправить. Да пока не знаем, кого на его место, в Лерничи?

Не обращая внимания на охи-вздохи начальницы, Кротова сразу же побежала на летнюю кухню, растопила плиту, для супа и каши все уже было давно приготовлено, осталось только поставить котлы на огонь.

– Щавелевый суп у нас нынче, – хлопоча, пояснила Светка. – А его холодным едят. Анна Сергеевна, Гольцов сметану принес?

– Да все еще не появился! Вот ведь раздол… Безответственный человек!

– Придется с майонезом. Хорошо, остался еще. Так! Пионеры! – Взяв половник, Кротова обратилась к шнырявшим рядом юннатам. – Яйца берем сами. Сами чистим – и в суп! То же самое – майонез…

– Ой, а я майонез не ем! – заканючил кто-то из младших.

– А я – яйца…

Светка лишь хмыкнула:

– А никто и не заставляет!

Такая уж она была – где сядешь на нее, там и слезешь.

Явились из дальнего леса и студенты: Иван, Тынис и Лиина. Вежливо поздоровались с Максом и прочими, вымыв под рукомойником руки, уселись к столу.

– Ну что? – наливая суп, осведомилась Кротова. – До забытой деревни дошли? Показал лесник?

– Да мы сами. А лесника на кордоне и не было. Так это – за-анят…

Максим сел за стол рядом с Женькой и держался несколько смущенно. Даже, улучив момент, шепнул – мол, не объедят ли гости юннатов?

– Да кушай! – засмеялась Колесникова. – Мы же почти на подножном корму.