— Смотрю, вы совсем страх потеряли!

И снова удар. Жалящий. Тонкий, звенящий в ушах болью и вскриком очередного человека, который так отчаянно пытался спасти собственную шкуру от жуткого монстра из сказок, что неожиданно стали реальностью, что позабыл о собственном барине.

— Смотрю, совсем забыли кто я такой!

Он не просто бил их. Лупил без разбора. А наслаждался собственной властью настолько безграничной, что она была выше совести и души.

— Смотрю, испугались каких-то сказок больше, чем моей расправы! Но ничего! Сейчас я вам всем напомню! Всем!!!

Свернувшись посреди дороги, я устало закрыла глаза, забираясь так глубоко в себя, чтобы отделиться от тела, где стала проступать кровавая боль от полученных увечий, чудом не заработав хлыстом лишь потому, что теперь люди расползались от меня по разные стороны.

— Батюшка наш, так ведь ради тебя же стараемся! — застонала старуха, не в силах подняться с колен и закричав, когда безжалостный сын барина направил руку в ее сторону еще раз, не пожалев ни ее преклонного возраста, ни того, что едва ли она сможет перенести эти увечья. — Ведьма ведь эта и тебя соблазнит! Смотри! Одними глазами своими бесстыжими уже настроила тебя против нас! Ты ведь и волков не слышишь, и зверя не боишься, всё ее защищаешь!

— Ты если не замолчишь сейчас, то это будут твои последние слова, старая! — жесткого растянул губы в жуткой улыбке молодой мужчина, который упивался собственной вседозволенностью и силой, зная, что никто не позволит перечить ему или пойти против. — Мне нет дела до этого вашего зверя, а с волками сам разберусь, если нужно будет. Но не вам решать жечь девчонку, рвать на части или отпустить с миром.

Он повернулся на меня, раскрасневшись от своей работы, я видела в его глазах лишь алчность и пороки, но ни намека на то, что он на самом деле решил отпустить меня.

Нет, так просто не отпустит.

Он знал, что хочет от меня, как только увидел, и все то, что случилось сейчас, было ему лишь на руку, ведь теперь никто не посмеет заступиться за меня или просто пожалеть даже в глубине души, ибо для всех я стала ведьмой, способной призвать самое страшное существо на земле.

Все на что теперь могла надеться — так это лишь отсрочку моей смерти на костре, когда молодой барин скинул с широких плеч богатую шубу, что не упала в грязь лишь потому что ее ловко и видимо уже привычно подхватил какой-то парень, видимо помощник и правая рука, показав на меня пальцем и кивая перепуганным и избитым мужчинам:

— Её уведите в темницу и ждите дальнейших указаний.

Униженные собственным барином, стирая кровь с лица, мужчины были только рады выполнить его волю, снова вцепляясь в меня своими пальцами до скручивающей боли и снова волоча по широкой улице с рядом покосившихся, почти одинаковых деревянных домов с низкими крышами и маленькими закопченными окнами.

Больше не пыталась говорить, понимая, что никто меня не услышит.

Оставалось только ждать. Смерти или…монстра.

Как бы мне не хотелось признаваться себе в этом, но каждое его слово оказалось правдой.

Все, что он говорил о людях стало в этот момент почти пророческим и теперь я думала о нем и том, что даже будучи монстром и зверем, он не стремился причинять мне столько боли и унижений, когда я пыталась задеть его тем, что он не был человеком…

С тоской и вековой усталостью, я падала на колени, когда меня толкали со злобой и ненавистью, постоянно шипя и проклиная мое появление в их деревне. Эти люди не видели во мне человека. Всего лишь одинокую, потерявшую все девушку, которая пришла за помощью и спасением, а получила удар в спину.

Меня приволокли в какое-то подвальное сырое помещение, где на окнах были уродливые решетки, а каменные стены и пол влажными и скользкими от обилия снега и сырости, снова толкнув вперед и занявшись тяжелыми цепями, которые крепились на широкие плоские наручники, а затем высоко к потолку, оставляя человека в подвешенном состоянии.

Один из мужчин обернулся на меня, окинув быстрым алчным взглядом и хрипнув:

— Черт! Моя жена сроду таких платьев не видела! Если сниму его, барин не рассечет мне лицо?

Остальные мужчины обернулись тоже, глядя хмуро на то, как я отступила назад, испуганно вцепившись белыми дрожащими пальцами в то единственное, что осталось у меня от прошлой жизни и спасало от холода хотя бы отчасти.

— Думаю, барин ее не ради платья себе оставил, — хмыкнул мерзко и многозначительно второй мужчина, ткнув своего друга в бок, отчего тот расхохотался, закивав. — Снимай уже! Все равно она ему не одетая нужна!

— Тогда я и сапоги заберу!

В ужасе я отступила назад, заметавшись в поисках того, что могу схватить и не подпустить к себе этих мужланов, только их было слишком много, а их ярость и жадность были слишком огромными, чтобы я могла бороться с ними в одиночку.

Как бы я не пыталась кусаться и сопротивляться, отчаянно цепляясь в свою одежду, а ее все равно стянули с меня, бросая на ледяной пол в одном изодранном кровавом нижнем платье, которое я сама разорвала ради снегоходов, и теперь оно едва прикрывало мои обнаженные ноги и худые колени.

— Не дергайся!! - тот, кто позарился на платье и теперь бережно складывал его, ударил меня ладонью наотмашь, отчего я упала, на секунду ослепнув от резкой боли в скуле, и чувствуя, как из губы брызнула кровь. — Веди себя тихо, иначе еще получишь, чертова ведьма!!!

Рывком он поднял меня с пола, встряхнув так, словно я была всего лишь невесомым котенком, не обращая внимания, как мои зубы стучат от холода, потому что едва ли температура на улице разительно отличалась от той, что была в этих мокрых холодных стенах.

Они закрепили на моих запястьях тяжелые широкие кандалы, прикрепив к ним цепи и потянув вверх так резко, что я тихо застонала от боли, когда рваный острый край железа вонзился безжалостно в кожу, тут же распарывая ее и пуская алыми тонкими струйками кровь.

— …а ведь она и правда красивая, гляньте.

Тяжело сглотнув, я застыла, дрожа от унижения, беспомощности и оглушающе-пронзительного холода, стоя босая на ледяном полу и вставая на носочки чтобы боль в руках была не такой сильной, отчего приходилось тянуться вверх всем телом, с ужасом замечая, что физиология взяла свое и соски тут же затвердели, отчетливо выделяясь из-под тонкой когда-то белоснежной ткани нижнего платья.

— Кожа белая такая…

— Ты пялиться-то перестань! — неожиданно послышался резкий дряблый голос старухи, а затем звук удара, с которым она огрела своей палкой каждого из мужчин. — Совсем стыд потеряли! Хотите, чтобы она и вас приманила к себе и чары свои чертовы наложила?! Не видели барина нашего молодого разве?! Одного взгляда ее было достаточно, чтобы он ума своего лишился!!!

Я ненавидела ее всей своей душой, но сейчас была рада ее появлению и тому, как мужчины шарахнулись в сторону тут же стыдливо отводя глаза и как-то даже побледнев от ее слов.