— Нормально. Отдыхай, ты устал. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Он обнял меня сзади и тут же отключился. Через некоторое время я тоже погрузилась в сон, где я снова была кем-то опасным и смертоносным.

Это был заброшенный пирс, рядом железная дорога. За мной снова гнались какие-то люди, на вид — китайцы. Я запрыгнула в вагон, люди — за мной. И снова драка, но на этот раз долгая и утомительная, я была близка к истерике, и вдруг ко мне на помощь пришел волк. Я поняла, что тоже могу становиться волком, и перегрызла глотки врагам. Во сне я чувствовала вкус теплой крови. И вот я снова оказалась на пирсе, появились ещё люди и окружили меня. Я первая начала атаковать, устрашающе рычала на врагов. Люди стреляли, а я прикрывалась телом какого-то мертвеца. Мне удалось убить еще несколько человек, но потом меня, как магнитом, притянуло к земле, и я проснулась.

— Ты пиналась и рычала во сне.

— Страшный сон. Мне постоянно снится, что я кого-то убиваю. Такого раньше никогда не было.

— Это из-за пробудившегося волчьего гена. Такое бывает. Засыпай, поговорим утром, — он поцеловал меня в плечо и перевернулся на другой бок.

Следующего сна я не запомнила. Похоже, он длился совсем недолго. Разбудил меня снова Дилан. Ему хотелось моей нежности, он отдохнул и теперь вёл себя, как безумный влюблённый. Наконец-то ожил.

В этот день я пропустила учёбу.

За завтраком-обедом мы говорили о событиях последних двух недель и о моих снах. Оказалось, что подобные кошмары снятся всем носителям волчьего гена, когда в крови повышается концентрация гормонов. Это знак того, что телу нужно перевоплотиться. В этом, большом, мире полное перевоплощение невозможно, но при гормональном всплеске человек впадает в пограничное состояние и часто не способен контролировать себя, особенно если это одно из первых превращений. То есть с каждым днём я становлюсь опасней, мне нельзя злиться, любое раздражение способно пробудить во мне монстра.

Дилан сказал также, что для меня это странно, потому что я новичок. Необходимости перевоплотиться у меня пока быть не должно. Скорей всего, это были ложные признаки. Сейчас конец февраля и до июля беспокоиться не о чем. Сам он обычно охотился примерно раз в месяц (чаще это физиологически невозможно), а в связи с нынешними обстоятельствами — раз в два месяца, а иногда принимал блокирующие таблетки. Выпускать меня на охоту в Верхнем Волчке было нельзя: всюду ловушки; а в таблетках пока не было острой необходимости, тем более, выработка гормонов в моём организме ещё не успела стабилизироваться. Единственный выход — законсервироваться, приостановить выброс гормонов в кровь, пока война с охотниками не закончится или хотя бы не стихнет. Дилан посоветовал мне погрузиться в учёбу, как можно меньше думать о волках и всё свободное время проводить дома.

Он снова собирался в командировку, на этот раз в Москву, и тоже на пару недель.

Возможности поговорить о моих планах работать танцовщицей так и не представилось, в любом случае я услышала бы резкий отказ и обвинения в собственной безответственности. Я снова чувствовала себя брошенной.

«Как ты можешь куда-то ехать, когда я так нуждаюсь в тебе?» — мысленно начала паниковать я.

Разумеется, эмоции тут же отразились на моём лице, Дилан это заметил:

— В чём дело, Диана?

— Ты же только вчера приехал…

— Это моя работа, привыкай, — коротко ответил он.

Вопреки его советам не нервничать, я вспылила:

— Что, прямо сегодня летишь?

— Завтра утром я должен быть на встрече.

— Чёрт! Тебя не бывает дома, ты вечно уставший! Может, у тебя там параллельная жизнь или другая семья? Зачем вообще весь этот бред? Зачем держать меня здесь, как в клетке?

— Давай поосторожней со словами. Не ты ли мечтала всё своё время посвящать учёбе? Какие ещё глупости взбредут в твою голову? Перестань себя накручивать! Чем ты недовольна?

— Ничем. Лучше бы ты вообще не появлялся, — на самом же деле мне хотелось, чтобы меня обожали, а не оставляли в одиночестве.

— Ты просто невыносима! — повысил голос он. — Хочешь, чтобы с тобой по-другому обращались, да?

— Не кричи на меня! — огрызнулась я. — Конечно, ты сам привязал меня к себе, а потом оставляешь здесь одну! Отлично придумал! Я безумно счастлива! Класс!

— Можешь истерить, сколько влезет. Тебе придётся смириться с моим образом жизни, — со злостью сказал он.

Я пустила слезу от обиды.

— Давай обсудим этот вопрос спокойно, — немного остыл он. — Я же не лезу в твои учебные дела. У меня есть работа, и эта работа меня устраивает, я занимаюсь своим делом. Тебе же предоставлена возможность учиться, ты вполне обеспечена, никто тебя не притесняет.

— Ты повторяешься. Я всё это уже слышала.

— Тогда в чём дело?

— Не хочу больше ничего говорить. Можешь ехать, куда собирался.

— Диана? Давай будем вести себя, как взрослые люди. Если я не знаю, что тебя так расстроило, то как я смогу тебе помочь?

Я отвернулась. Дилан привлёк меня к себе:

— Иди сюда.

— Я только сейчас начала привыкать к тебе, а ты меня бросаешь.

— Не говори так. Я в частых разъездах, но это не значит, что мы не будем видеться. Просто сейчас на очереди контракты один за другим. Эй? Я тебя больше не оставлю.

Я сидела молча, уткнувшись в его ключицу. В этот раз мне не удалось добиться своего. И как только я могла так близко подпустить к себе этого человека? Сама себя ненавидела за это.

Дилан пробыл дома сутки и снова уехал. И вроде бы я даже поцеловала его на прощание, но всё равно не могла отделаться от чувства обиды, конфликт так и не был исчерпан. Меня вовсе не привлекало тюремное заточение, тем более что Люда пригласила меня к себе на день рождения в пятницу. Домой в эти выходные я решила не ездить: у меня, кажется, появилась аллергия на тоску.

Недостаток внимания от Дилана отразился на моём поведении: я совершала мелкие безумства одно за другим. Нет, конечно, это не были измены, но я нашла множество других способов обратить всеобщее внимание к своей персоне.

Моя крыша полетела к чертям. За какую-то неделю я коренным образом изменила своё поведение, купила себе пару ярких смелых нарядов (на деньги, которыми меня обеспечивали в ущерб уделяемому вниманию), поработала над мимикой, перестала заплетать волосы, распустила свои буйные кудри. Мне захотелось поменять в этой жизни всё, убежать от себя уязвимой, превратиться в искательницу удовольствий и плотских утех.

Пробелы в учёбе не заставили себя ждать, — оценки соответствовали моим стараниям. Я ловила себя на мысли, что хочу веселиться, а не сидеть за учебниками. Моё естество бурлило, тело требовало встряски. Сложно было заставить себя заниматься делами, и всё же я кое-как сумела взять себя в руки, вспомнила, что учёба — это тоже моя страсть, хоть и порой нудная.