– Дорогая, ты ведь прекрасно знаешь, что люблю я только тебя. И я, по-моему, не давал тебе повода усомниться в этом. А если у тебя плохое настроение, то это не значит, что и мне следует обязательно испортить настроение, затевая скандал на пустом месте. Ты ведь знаешь, что я тогда превращусь в зверя и буду терзать твою сладкую плоть до самого рассвета. И ты потом будешь весь день сонная и рассеянная… Зачем тебе это?

– Нет! – задергалась она, не в силах выпутаться из полотенца. – Ты мне признайся, с кем ты крутил шашни на Земле?

– Ах, вот ты какая? Тогда в угоду тебе признаюсь: со всеми подряд! И можешь не сомневаться, если для встречи с тобой мне придется прокладывать маршрут через постель какой-нибудь куртизанки или власть имущей особы, я закрою глаза и сделаю это!

– Ага! – тут же сообразила моя женушка. – Значит, и мне можно будет оправдывать свои измены тем, что я спешила к тебе?

– Дорогая, прошу не путать необходимость со спекуляцией, – постарался я стать максимально строгим. – И ты не равняй те обстоятельства, в которые меня засунула судьба, со своими. Если бы не друзья, я вообще бы умер как оголодавшая брошенная собака. Еще и ты меня на весь мир ославила, заявив, что разыскиваешь ради казни на треунторе.

Этим упоминанием неприятных моментов в наших отношениях мне удалось добиться желаемого. Патрисия и смутилась, и вину свою почувствовала:

– Да ладно тебе… Я просто хотела, чтобы тебя отыскали и доставили ко мне живым. А треунтор мне посоветовал упомянуть для этого дела маркиз Грок.

Дело шло о самом ужасном и мерзком виде казни, какой еще продолжал существовать официально в нашей империи. Меня тогда моусовцы крупно подставили, подстроив так, будто это я убил и отца Патрисии, и командира дворцовой стражи Серджио Капочи, и министра. А самого меня лишили сознания, выкрали для допроса и трехмесячных пыток. И умом я действия своей любимой понимаю и прощаю. А вот в сердце заноза сидит: вдруг как в отсутствие принцессы или взошедшего на престол Януша и в самом деле поймали бы меня да казнили? Кто этого престарелого маркиза Грока знает, что у него в голове творится?

А треунтор – это… Лучше и не вспоминать о его существовании!

Вот и моя супруга сразу стала чувствовать себя виноватой. И уже выглядела не такой неприступной, а готовой идти на уступки. Но все-таки попыталась вернуться к теме моего пребывания на Хаосе:

– Но я так и не дождалась от тебя правдивого ответа…

– Не занимайся глупостями, моя прелесть! – оборвал я ее. – Ведь нам давно пора переходить к процедурам, весьма способствующим появлению наследников престола!

– Но я устала…

– Вот поэтому и не стоит затягивать беспредметные разговоры до утра! – Я наконец освободил желанное тело от полотенца и приступил к его ублажению. Разве что напоследок сказал: – И завтра же я своей властью распоряжусь об отмене всех мероприятий в день свадьбы нашего друга еще со школьных лет. А когда будем гулять и веселиться, я буду неотлучно только при тебе и упреждать каждое твое желание… Так что ты точно отдохнешь хоть немного от государственных дел…

Как заставить свою принцессу расслабиться в блаженстве и перекрыть желание разговаривать, я знал прекрасно, так что времени нам хватило на все. Даже выспаться получилось.

Императрица с утра выглядела свеженькой и бодрой. И мне спать лишней минуты не дала:

– Вставай, лентяй и хвастунишка! Если ты желаешь меня веселить и опекать на свадьбе неотлучно, то я посмотрю, как ты уже сегодня разрешишь завтрашние вопросы.

И мне пришлось вскакивать на ноги, уже с первого шага морща лоб в мысленных потугах и интенсивно, для лучшего кровообращения в голове, потирать то виски, то макушку. События предстоящего дня завертелись перед моими глазами, словно картинки вращающегося калейдоскопа.

И что больше всего обидно, что и вопросы-то были какие-то все больше ненастоящие, мишурные, картонно-шаблонные. И хорошо, что для их решения я обладал достаточной властью, настойчивостью и независимым суждением. В последние месяцы церемониймейстеры и так выли и рвали на себе волосы от того сонма поправок и новшеств, что я ввел не только в императорском дворце, но и в протоколах и распорядке дня самой императрицы. Но еще больше недовольных оказалось среди дворянства империи.

Дело в том, что раньше время до и в течение завтрака и час, а то и два после него восседающий на троне правитель империи практически убивал. Точно так же использовалось два часа после обеда и три часа перед сном. Хотя последние уходили чаще всего на бал, торжественный ужин или пышный дипломатический прием. Но все равно, вдуматься только в эту цифру! Восемь, а то и девять часов бессмысленных расшаркиваний, сплетен и льстивых взглядов! Это время уходило в никуда, потому что отводилось для утренних церемоний и встреч с особо приближенными придворными. Естественно, что за века космических экспансий и преобразований традиции медленно видоизменялись, и уже отец Патрисии во время этих утренних и прочих пустопорожних разговоров умудрялся решать массы воистину важных для империи дел.

В военное время Патрисия тоже сама сильно урезала возможности придворных общаться со своим идолом. Ну а я прикрыл эту шарашкину контору окончательно. А когда все недовольные взвыли и поползли ко мне с гневными петициями, я их встречал одним только вопросом:

– А что вам, собственно, от ее императорского величества надо?

– Мы имеем право ее видеть! – отвечали властолюбцы.

– Раз, а то и два раза в неделю даются балы, – говорил я им с каменным лицом. – И там вы можете лицезреть владычицу империи сколько душа пожелает.

– У нас важные и срочные новости! – возражали любители сплетен и наговоров.

– Для их приема имеются доверенные представители ее величества, которые донесут до ее сведения все самое важное. Мало того, по всему дворцу расставлены почтовые сейфы, записки и письма из которых ложатся на личный стол императрицы, и никто, кроме нее, к этому столу доступа не имеет!

Понятное дело, что на сплетников и на их записки я плевать хотел с небоскреба! Этими писульками занимался доверенный человек, и уже после сортировки самое интересное попадало ко мне или к Гарольду. До самой Патрисии Ремминг доходили только единицы. И если вдруг кто-то из дворянчиков все-таки прорывался к ней и пытался с негодованием поинтересоваться, почему нет никакой реакции на его послание, императрица его с угрозой в голосе осаживала:

– Значит, там не было ничего достойного или интересного для меня. Но все лежит в должной папке и с нужными пометками. И если соберется достаточный компромат, вашими жалобами или петициями займутся соответствующие службы. А может, и лично консорт. Причем начнут проверку с вас и с вашей деятельности.

В последнее время императрица стала мой титул использовать как волшебную палочку. Слишком ее достанут знатные да родовитые подданные, она сердилась и без особых затей отправляла их ко мне. Что интересно, в половине случаев ко мне так никто и не приходил. Ну а со второй половиной, кроме некоторых исключительных и действительно достойных случаев, я не цацкался. Знал, чем прижать, куда надавить и как выправить искривленное сознание почти каждого титулованного индивидуума. А после того как я показательно разобрался с несколькими, оставив их нищими, самым страшным моим вопросом, которым я встречал особо вредных и заносчивых просителей, считался: