«Наверное, я грохнулся наземь, – появилось первое объяснение случившемуся, – и сломал позвоночник…»

Вибрация вдруг сменилась жуткими ударами со всех сторон, будто уникальный скафандр начали пинать неведомые великаны вместо футбольного мяча. Потом один из великанов завладел мячом и резво покатил его к воротам соперника. Удар! Вратарь отбил! Еще удар! Штанга! (Мои ошпаренные взрывом и ядом глаза при этом, наверное, вывалились из глазниц!) И последний удар, после которого скрежет и хруст прорвались сквозь мои залитые кровью уши. Гол?..

Тишина и навалившийся покой навевали мысль, что гол последний, все решивший, и мяч так и оставили в воротах.

«Аллегории у меня, однако… – при этой мысли мне показалось, что мозги мои вытекли и я пользуюсь чьими-то чужими. – Булька?! Это ты за меня думаешь?..»

Мой друг молчал, как оранжерейное растение. То ли тоже оглох, то ли онемел от впечатлений. Поэтому я сам постарался воспользоваться тем, что у меня осталось: способностью мыслить:

«Если я думаю, значит – существую. Если существую, значит – живой. Если живой – друзья меня скоро доставят в омолодитель – и все у меня срастется… Правда, Патри будет очень злая… ну да… очень! Может, меня после беседы с ней опять положат в омолодитель? Ага, скорей всего… Но это ерунда, переживу… А вот что с Броверами? В любом случае их обязаны спасти, несмотря на катастрофу со скафандром… Или это не катастрофа? Неужели кто-то сбил меня управляемым снарядом? А почему тогда был крик о яде? И что с Булькой? И почему это мы так странно падали? Если мне не изменяет здравый смысл (вспомнить бы еще, что это такое!), то мы вроде катились в глубокую пропасть. Что тоже странно, на территории нашей конторы таких ям нет… Или мне все это показалось? Скорей всего…»

Меня очень грела надежда, что я уже в госпитале. А может, уже и в чреве спасительного медицинского устройства, которое мне вернет жизнь, силы, молодость, здоровый позвоночник и… естественно, друга Бульку. Почему-то верилось, что и его подлечат вместе со мной.

Только и осталось мне, что спокойно ждать…

И прислушиваться к первым звукам…

Хотя первое, что уловило мое выздоравливающее тело, это был запах. Причем запах довольно странный и неуместный для госпиталя: резкий аромат смятой, истекающей соком травы и перемолотой листвы.

«Наверное, лекарство! – бодро подсказала память. – Помнишь, какой гадостью тебя лечили на Земле от беспамятства? Вот и здесь нечто такое…»

Потом стал частично возвращаться слух. Он отчетливо разобрал пение птиц и какое-то странное бормотание.

«Вот оно, современное лечение! – обрадовался не до конца сотрясенный мозг. – В палате выздоравливающего даже клетки с птицами певчими поставили!»

Правда, вскоре пение стало слишком уж назойливым и раздражающим, словно птицы орали от голода или от нехватки слушателей. И более разборчивым для моего слуха стал голос, явно женский и вроде приятный. Он монотонно повторял одну и ту же фразу:

– Приветствую тебя, Обладающий мною!

Вначале я мысленно улыбнулся. Потом стал раздражаться: что за глупые шутки?! А вот после двадцатого повтора вместе с ужасом стало наваливаться понимание, что я не столько умер, как сошел с ума. И уже никакой омолодитель меня не спасет от пожизненного маразма!

От страха, возмущения и нежелания так закончить свою жизнь я попытался закричать, и у меня неожиданно получилось. Хрипло, тихо, но получилось! Правда, легкие заныли так, словно по ним кто-то колотил тяжеленным молотом и отбил все внутренности.

Затем я попытался открыть глаза. И у меня это тоже получилось! Что-то мне мешало видеть четко и ясно, может, кровь на веках или госпитальные повязки, но я видел! Осчастливленный возвращением зрения, я даже вначале не слишком присматривался к увиденной картинке. А вот когда присмотрелся, то почувствовал еще один орган своего многострадального тела: что-то неприятно сжалось ниже спины. Потому что картинка виднелась с ракурса «на боку» и являла собой густое переплетение лиан, травы и поломанных веток, в гуще которых деловито копошилось солидное по размерам животное, очень напоминающее бобра. А может, и некую иную разновидность грызунов, тут мне явно не хватало познаний нашего штатного ботаника Цой Тана.

Но самое печальное, что, сопоставив рамку картинки с надоедливым женским голосом, я четко осознал: ни в какой госпиталь меня не везут и уж тем более не засовывают в омолодитель! Я все так же продолжаю оставаться в притановом домике-скафандре!

Логика все-таки попыталась вникнуть в ситуацию:

«Неужели я свалился в городской зоопарк?»

Потому что на планете Нароха бобры, как я хорошо помнил, не водились.

«Далеко же меня занесло! – огорчился, но и одновременно обрадовался я. – Но все равно легче! Наверняка помощь в пути, друзья уже близко!..»

Но неожиданно бортовой интеллект сменил пластинку:

– Неопределенный фактор опасности в виде аборигена. Интеллектуальный уровень от одной десятой до пятнадцати сотых. Возможна неконтролируемая агрессия!..

Логика захромала на две ноги, но, тем не менее, выдавила на поверхность бытия вполне достойное объяснение:

«Заповедник. Загон с орангутангами. Или с одним Кинг-Конгом».

Все бы ничего, хотя я никак не мог припомнить, откуда тут взялся заповедник. Да тут мой взгляд прошел по рамке обзорного окна и уставился на хронометр, отсчитывающий минуты с начала демонстрационного полета. Шел двадцать восьмой час с момента моего взлета…

Логика растаяла бесследно. Печаль и страх навалились с новой силой, а мое врожденное предчувствие шепнуло:

«Как бы абориген не оказался людоедом!..»

И тут мне удалось шевельнуть пальцами рук. И чуть ли не сразу шевельнул ногами. А раз чувствительность возвращается, то, значит, позвоночник цел!

И я окунулся в очередной этап борьбы с негативными обстоятельствами.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ