И вот когда наша группа через крышу проникла в здание и была готова атаковать бандитов, сосредоточенных на переговорах, приказ неожиданно был отменен — в Москве снова перетасовалась колода людей, принимающих решение. Но было уже поздно.

Террористы смекнули, что их обманывают, нас засекли, и началась перестрелка.

Теперь терять уже было нечего, и был снова отдан приказ продолжить штурм.

Легко сказать — продолжить… Наша группа, застрявшая между этажами, попала в окружение. Я прикрывала своих девчат, обеспечивая прорыв.

И вот когда почти вся группа уже захватила центральную лестницу и я была готова к ним присоединиться, автоматная очередь выбила у меня из рук оружие и по касательной прошлась по рукаву.

Секундная заминка, которую я себе позволила, замерев от неожиданности, едва не стоила мне жизни. Террорист уже подскочил ко мне, держа автомат наперевес, но я успела схватить оружие за дуло и повернуть его к стене. Следующая очередь прошлась по потолку, и, пока он давил на курок, я отсоединила магазин от «калашникова» и ударила им бандита по голове, целя в висок.

Он успел увернуться и, сделав подсечку, опрокинул меня на пол и стал душить.

Чувствуя, как на моем горле сжимаются пальцы, я из последних сил выдернула из-под навалившегося тела правую ногу и, вывернув лодыжку, потерла краем подошвы об пол. Заточенное с двух краев лезвие спрятанного в подошве ножа медленно выползло наружу.

Взмахнув ногой, я обхватила ею спину бандита. Со стороны это, наверное, выглядело так, как будто я собираюсь заняться с ним любовью.

Кстати сказать, террорист был сексуально возбужден — я чувствовала это своим бедром даже сквозь плотную ткань защитной формы.

Уже теряя сознание, я резко подняла ногу и опустила ее в спину душившего меня человека — слева, там, где сердце. Он дернулся и сразу обмяк.

Из его рта хлынула тоненькая струйка крови и забрызгала мне лицо. С трудом разжав сведенные судорогой пальцы на своем горле, я выдернула лезвие из его спины и, откатив труп, перевернулась на спину. Встав на четвереньки, я дрожащими руками отвела на место пружину на ботинке и стала спускаться вниз.

Это был первый человек, которого я убила своими руками. Вернее, ногами…

Мы потеряли двоих убитыми: Регину и Наталью. Кроме бандитов, погибли еще двое учителей, несколько детей были ранены.

Таким образом, репутация элитного отряда из-за действий командования, граничащих между глупостью и преступлением, была испорчена при первой же публичной акции. И испорчена довольно основательно.

Все газеты — и бульварные листки, и толстые еженедельники — запестрели издевательскими заголовками и репортажами; самый невинный из них сравнивал наше подразделение с небезызвестным женским батальоном, охранявшим Зимний дворец в семнадцатом.

Но майор Смирницкий твердо решил, что начальство всегда право.

Он заявил нам, что операция провалена по нашей оплошности и что вместо занятий мы теперь будем подробно разбирать инцидент с тем, чтобы определить виновного. Я не пожелала принимать в этом участия и заявила о том, что подаю документы на отчисление.

На мое счастье, шума не возникло. Отец вовремя вмешался и сумел сделать так, чтобы меня отпустили — если не с миром, то хотя бы без санкций.

Отец звал меня вернуться домой, во Владивосток, обещал пристроить.

Но этот человек не понимал, что возвращение к нему для меня невозможно.

Тем более что такое простое слово — «дом» — после того, как он обошелся с памятью моей матери, утратило для меня всякое значение…

* * *

Симбирцева определили в маленькую одноместную палату на втором этаже лазарета.

Доступ к телу моего босса тщательно охранялся — у дверей палаты стояли двое рослых курсантов с автоматами за плечами, а на лестничной клетке перед входом на этаж был расположен особый пост.

Я успела обменяться с Симбирцевым буквально парой слов. Вернее, говорила только я, а бедный Леня лишь мычал мне в ответ.

Когда в очередной раз босс показал мне свою загадочную комбинацию из четырех пальцев, меня осенило, что он хотел этим сказать.

— Покушение организовал кто-то из четверых приглашенных? — прошептала я.

Симбирцев замычал так радостно, как будто он превратился в корову, которой принесли свежего сена. Босс начал безостановочно кивать, но больше из него нельзя было выжать ни словечка.

Прибывший на место Гольдштейн в моем присутствии запретил охране пускать к Симбирцеву кого бы то ни было под страхом трибунала.

— Вас это тоже касается, — строго посмотрел он на меня. — Ни-ко-го!

— Но…

— Мое решение не обсуждается, — отрезал Гольдштейн. — Я обещал обеспечить своему другу безопасность, и я это сделаю. Только врачи по спецпропускам, больше ни одной живой души в палате.

Мне оставалось сделать вид, что я покоряюсь этому распоряжению.

Я побродила немного в окрестности и уже хотела было идти домой, предварительно отзвонив Сидорчуку, как вдруг мое внимание привлек один человек.

Мужчина в наглухо застегнутом белом халате спешил по направлению к госпиталю через двор, неся в руке одноразовую капельницу.

«Неужели шефу стало так плохо? — встревожилась я. — И ведь не пройти к нему, не побыть рядом… А это еще что такое?»

И я с ужасом заметила, что во время шага из-под халата у человека с капельницей на пять миллиметров выглядывают джинсовые брюки.

А между тем я помнила, как Гольдштейн клялся и божился, что, кроме военных медиков, никого к Симбирцеву не подпустит. А в училище все носили только военную форму защитного цвета и уж никак не джинсы.

«Это убийца», — с холодным отчаянием подумала я и тут же вспомнила, как проходили врачи в палату к Симбирцеву через посты.

Они всего-навсего предъявляли охране пропуска. На которых не было фотографии. Только фамилия, печать и подпись генерала.

Я не сомневалась, что пропуск украден у одного из врачей. Жив сейчас этот доктор или убит, спрятан его труп в каком-нибудь чулане или брошен под лестницей, я не знала. Сейчас главным было — вмешаться.

Так, меня дальше лестничного пролета не пропустят, я же не убийца с пропуском, а какой-то там телохранитель, да еще и женщина. Значит…

Значит, мы пойдем другим путем. А вернее, не пойдем, а полезем.

Я подскочила к стене и, вцепившись в уступ, выложенный по периметру здания на полкирпича, быстро подтянулась на руках.

Сквозь стекло мне было видно, как начинает открываться дверь палаты.

Я ухватилась за подоконник и, сдирая кожу с пальцев, заскользила вниз, но успела буквально двумя мизинцами укрепиться на краю карниза.