– Что ты здесь делаешь?! – визжит она так пронзительно, что у меня начинают болеть уши. Я подчеркнуто спокойно пожимаю плечами.

– Я услышала шум и хотела проверить, все ли в порядке.

У Галатеи дрожат крылья носа, и я уже ожидаю, что в следующую секунду она набросится на меня и расцарапает лицо за то, что я потревожила ее во время безумной истерики.

– Все ли в порядке? – дрожащим голосом повторяет она. – Ничего страшного, разве ты не видишь?

Пара новых слезинок стекает по ее щекам, но несмотря на покрасневший нос и опухшие глаза, она по-прежнему выглядит самым прекрасным и желанным существом на планете. Прежде чем я успеваю ответить, она бросается к окну, ее крик отдается у меня в ушах.

– Я выпрыгну!

– Нет! – У меня нет времени оценивать серьезность ее заявления, но рука Галатеи уже лежит на оконной ручке, и мне вовсе не хочется проверять, насколько далеко она зайдет. – Подожди! Расскажи мне, что произошло!

Галатея начинает дрожать, она медленно разворачивается ко мне.

– Он сводит меня с ума, – грустно качает головой она. – Каждый раз, когда мы ссоримся, мне кажется, что все, теперь это навсегда…

Похоже, ее пылкий нрав сменяется страданием, и я, посчитав это удачным моментом, аккуратно подхожу поближе.

– Пойдем, – я мягко кладу руку ей на плечо. – Давай присядем.

Мы опускаемся на диванчик, на который еще вчера Галатея ложилась изящно как Клеопатра, сегодня же – плюхается на него мешком картошки.

– Я столкнулась в коридоре с мужчиной, ты говорила о нем?

– Да, Томмазо, – ее голос срывается, называя его имя, и она лихорадочно пытается закурить. – Он – мое личное проклятие.

– Расскажи мне о нем.

Галатея глубже зарывается в подушки.

– Он простой ремесленник. Мы познакомились, когда он со своей мастерской создавал фрески для моего дворца… – Она вялым жестом кисти обводит комнату. Я недоверчиво смотрю на нее.

– Это все – его работа?

Галатея кивает. Как только я вошла в этот дом, я была поражена великолепием росписи на стенах и потолках. Фрески выполнены мастерски: живо и роскошно, а Галатея называет Томмазо простым ремесленником.

– Он гостил в этом доме несколько месяцев, пока выполнял работу. Мы стали любовниками. С ним было все иначе, чем с остальными моими покровителями: краска на его руках, сила тела… В его объятиях я чувствовала себя драгоценным мрамором, способным принять любую форму, какая только взбредет ему в голову… – Она вздыхает, поддаваясь воспоминаниям, и сразу же поджимает губы. – Конечно, он с самого начала знал, кто я. Куртизанка. Он знал, что я никогда не буду принадлежать ему одному, я слишком многим пожертвовала и давно потеряла себя в постелях богатых мужчин. Томмазо хотел, чтобы я вместе с ним отправилась в Венецию, на его родину, чтобы вернулась к обычной жизни, но какая женщина еще может утверждать, что добилась всего сама, что самостоятельно заработала себе на такую роскошную жизнь? Я не завишу от мужа, сама выбираю себе покровителей и имею полное право оставить их, когда посчитаю нужным, но Томмазо никогда не хотел этого понимать, – горько произносит она, быстро вскидывая подбородок.

– Ты бы хотела быть с ним, если бы не имела все, что у тебя есть сейчас? Если бы ты не была куртизанкой и встретилась с ним при других обстоятельствах?

Галатея задумчиво покусывает губы, а после качает головой.

– Я бы по-прежнему была собой. Поверь, я не выбирала такую жизнь, просто это то, кем я являюсь.

Ее печальная улыбка полна решимости, когда она смотрит на меня, чуть наклонив голову, а потом протягивает руку, чтобы нежно заправить мне за ухо выбившийся локон.

– Но тебе ведь это знакомо, верно? Вот почему ты меня понимаешь.

Теперь моя очередь глубоко вздыхать.

– Лео здесь, в Риме.

– Я знаю, Анджело рассказал мне.

Меня не удивляет, что Анджело это сделал, он очень предан Галатее, пусть их отношения мне и не совсем понятны. Кто он: слуга? Советник? Или же кто-то совсем другой?

– Я сбежала сюда, чтобы хоть немного отдохнуть от него, а теперь он заявился в Рим. Боже, я так разозлилась, когда увидела его, что влепила ему пощечину прямо посреди площади Святого Петра, и ни капельки не жалею об этом. В то же время я вроде как против насилия и не считаю, что бить кого-то – хорошая идея…

Галатея забавно фыркает и, закатив глаза, указывает на пустое место на столике, где раньше стояла ваза, мол, кому ты это говоришь. Это бессловесное взаимопонимание вызывает у меня улыбку.

– Запомни одно, – с серьезным видом говорит она, – любовь к мужчине – самое страшное наказание на земле. – Я хмурюсь, и она поднимает палец, предупреждая возражения. – Все это, – она делает пространный жест, имея в виду дворец, – подарила мне вовсе не любовь. Любовь не насытит тебя, не прикроет от дождя, она требовательна и непостоянна, в нее верят только дураки, потому что ошибочно принимают за нее не что иное, как греховные плотские желания. И когда ты это усвоишь, все мужчины будут в твоих руках. Вот и все.

Слова Галатеи эхом разносятся у меня в голове, и, может быть, я не могу полностью разделить ее циничную философию, кое-что я все-таки понимаю. Я больше не хочу быть чьей-либо игрушкой. Галатея – сама себе хозяйка, даже сейчас, когда разрывается между любовью и той жизнью, которую заслужила кровью и потом. Она не только красивая и хорошо образованная, она на зависть сильная, независимая и страстная. Мне бы хотелось быть на нее похожей. Я хочу быть способной заявить о себе как женщина, независимо от того, в каком веке нахожусь. Хочу показать всем мужчинам, которые считают, что я буду идти у них на поводу и исполнять любые их прихоти, что они ошибаются. Будь то Лео или Люций Морель.

Кстати, о Люции.

Покосившись на Галатею, я раздумываю, насколько это хорошая идея – обратиться к ней за помощью. Конечно, я не могу выложить ей всю правду, но она может оказать мне неоценимую помощь в поиске информации. В конце концов, я собиралась разговорить ее гостей, и кто может помочь мне в этом лучше самой Галатеи? У меня уже есть пара мыслей насчет того, как все это провернуть, но для этого придется напрячь все мои актерские способности, с чем, надеюсь, я справлюсь.

Погрузившись в свои мысли, я задерживаю дыхание, что привлекает внимание Галатеи, до этого задумчиво уставившейся в пустоту. Отвечая на ее взгляд, мне даже не приходится притворяться отчаявшейся и взволнованной, настолько эти чувства кипят во мне, лишь изредка отходя на второй план. Галатея словно считывает это все по моему лицу, и сама начинает разговор.

– Расскажи мне, что у тебя на душе?

Я рассматриваю колени, беспокойно заламывая пальцы. Оказывается, мне не так-то просто переступить через себя и поделиться с кем-то своими проблемами.

– Я не хотела рассказывать об этом, но Лео – не единственная моя проблема. С ним я могу справиться, но есть еще один человек, который меня беспокоит. – Я не смею поднять на Галатею взгляд, упрямо рассматривая свои руки, но ее удивление чувствую почти кожей. – Ты, наверное, уже знаешь… Вчера один человек прислал мне письмо. Он… преследует меня довольно давно, и я в ужасе от того, что он смог выследить меня здесь. Он спрятался где-то в Риме, и мне нужно найти его убежище, чтобы раз и навсегда положить конец этому преследованию.