что ничего не нашли. Посоветовали поставить камеры по периметру и подключить их к пульту охранной компании. Молодой полицейский отозвал Есению в сторону и шепнул на прощание, что это наверняка кто-то из прислуги разбил сервиз по неловкости и решил таким образом прикрыться. После чего наряд уехал.

Маша отправилась спать, а Есения вдруг почувствовала приближение приступа. Они не повторялись с того самого дня, когда она приехала к Ветру, и Есения глупо понадеялась, что они прошли совсем. Она ведь прекрасно знала психологическую подоплеку этих эпизодов, как в глубине души знала и то, почему поехала к Ветру в тот день, когда Ян отказался уезжать из дома, оставив жену один на один с ее кошмаром.

Исчерпывающее объяснение в свое время ей дал профессор с мировым именем, к которому она попала, отчаявшись найти исцеление. По его словам, человек, в детстве перенесший тяжелую травму и расстройство привязанности, в очередной раз, когда его мир оказывается под угрозой, начинает притягивать и привязывать к себе других людей. Он делает это инстинктивно, сам того не осознавая, чтобы убедиться в том, что достоин любви. А как только он получает подтверждение того, что его любят или хотя бы испытывают симпатию, он сразу же исчезает из жизни своей жертвы. Миссия выполнена, гештальт закрыт.

После этой консультации Есения долго думала о том, что происходит с теми, кто остается позади. Вот они влюбились в кого-то, доказали свою любовь и надеются жить долго и счастливо, а их предмет любви просто исчезает. Оставляя другого с кровоточащей раной и полным непониманием за что и почему. Это была слишком дорогая цена за закрытие гештальта, поэтому Есения никогда на это не шла. До того самого дня, когда смерть Нины Сергеевны и очередное предательство Яна окончательно не надломили ее.

Наверное, поэтому она, сама того толком не понимая, и выбрала Ветра. Она была уверена, что такие, как он, не влюбляются, а если и влюбляются, то, когда их любовь исчезает с горизонта, не испытывают сильной обиды и разочарования, быстро находя утешение в других объятиях. Как он там сказал – свободная любовь без привязанностей?

Казановы, бонвиваны, бабники, дамские угодники – имя им легион. Они всегда существовали и будут существовать. Легко отряхиваясь, они идут дальше. Никаких кровоточащих ран и угрызений совести. Они в безопасности, ну а она лишь ищет исцеления.

Именно этим утешала себя Есения, выходя из дома той ночью, убедившись, что Маша уже легла спать, а муж по-прежнему находится в забытье. После произошедшего она не могла уснуть, потому что чувствовала, как могильный холод пробирается в вены. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Ян пришел в себя, выбрался из своего кошмара, расспросил о случившемся, обнял бы ее, остался с ней до утра, защищая от того непонятного, что происходит в доме. Ей хотелось простого человеческого участия и тепла. И она помнила о том, что двери Ветра для нее всегда открыты.

Возвращаясь домой после нескольких часов, проведенных вместе с Ветром в его крошечной квартирке, Есения улыбалась, вспоминая его лицо, когда он увидел ее на пороге. Глупо спросил, как она его нашла, забыв о том, что сам дал ей адрес. Есения слишком поздно спохватилась, что, возможно, у него кто-то есть, но по выражению глаз поняла, что он один. Ей безумно понравился его крошечный балкончик и старая раскидистая липа. В его куртке, несмотря на то что ночная температура уже стремилась к нулю, было удивительно тепло. А ее приступ миновал, так и не начавшись. Задавая ей с искренним участием простые вопросы о том, как она и где пропадала все это время, Ветер умудрялся исцелять ее быстрее и эффективнее, чем новомодные антистрессовые одеяла и горячие грелки. Она не стала ему рассказывать о происходящем в доме и особенно о надписи «Смерть», побоявшись, что Ветер примет ее за сумасшедшую. Лишь упомянула инцидент с посудой, разбившейся посреди ночи, на что Ветер просто пожал плечами и предположил, что, возможно, кто-то просто передвигал буфет, не вытащив из него посуду.

Разум Есении был слишком затуманен происходящим, чтобы зацепиться за рациональное зерно в его словах, к тому же она чувствовала непреодолимое желание выспаться.

Погруженная в размышления и воспоминания, перед тем как войти в дом, Есения свернула в сад, озаренный все еще ярким лунным светом, который начинал потихоньку растворяться под натиском нового дня. Ей захотелось снова посмотреть на те розы, которые она уже считала своими. Некоторые их них все еще цвели и будут цвести до первого снега, как пояснил ей Петр Алексеевич. И Есении захотелось вдохнуть их аромат, насыщенный ночной росой.

…Она увидела его сразу – сказалось то, что сад уже был основательно расчищен. Он лежал возле озера лицом вверх, уставившись в небо невидящим взглядом. На губах застыла улыбка. Словно последним, что видел Петр Алексеевич перед смертью, был ухоженный сад, готовящийся к зимнему сну.

Есения

В этот раз губернатор и начальник полиции улыбались уже не так приветливо, но сделали все, что было в их силах, чтобы оградить Яна Львовича и прилагающуюся к нему жену от ненужных хлопот.

Смерть Петра Алексеевича не вызвала сомнений и вопросов, кроме одного: что садовник делал в саду в такое время? Но тут объяснение дала сама Есения – она знала, что Петр Алексеевич хотел провести осеннюю обработку сада от вредителей и упоминал, что осталось всего несколько сухих дней, ему надо было успеть все закончить до того, как начнутся затяжные дожди.

Как сообщил полицейский начальник, вскрытие, проведенное уже на следующий день, показало, что садовник скончался от сердечного приступа. Как и Нина Сергеевна. Однако две смерти с промежутком в один месяц, произошедшие в одном и том же доме, навевали нехорошие мысли.

Есении было страшно появляться в поселке, она даже не могла наведаться к Ветру, ведь наверняка он тоже будет смотреть на нее как на преступницу. Словно это она убила и уборщицу, и садовника. Такая себе кровавая барыня или Червонная королева, устраняющая неугодных ей слуг. Скорее всего он больше не захочет иметь с ней дел.

Все эти тягостные думы не давали ей спать, хотя Маша, как обычно, делала все возможное, чтобы купировать приступ холода у хозяйки и попытаться хоть как-то согреть ее. На этот раз тепла, подаренного Есении Ветром, хватило ненадолго. Лежа под тяжелым одеялом, обложенная грелками со всех сторон, Есения стучала зубами и тряслась, словно собачка, больная чумкой.

Этот дом проклят. Их жизнь в нем проклята, они все умрут. Недаром ведь кто-то написал «Смерть» большими