Дора караулила, не появится ли кто в коридоре, а я открыла окно и соскользнула в желоб. Я была в рубашке, и та задиралась до колен, пока я ползла. Обледеневшая медь была очень холодной и скользкой. Руки до того окоченели, что я не могла даже держаться за край желоба. Окно было в нескольких шагах, но я двигалась очень медленно, и Дора все время подгоняла меня:

— Скорее, скорее!

Мне было так страшно, что я не могла обернуться и сказать ей, чтобы заткнулась. Луна светила мне в спину. Комната теперь была хорошо видна сквозь тюлевые занавески. Пустая кровать застелена. Все так же голо, как и в начале осени, когда мы с Дорой наблюдали, как Эрнесса перетаскивает комод через всю комнату, — тогда она была с нами почти на дружеской ноге. Комод так и стоял, почти загораживая дверной проем.

Я присела в желобе на корточки и уперлась головой в стекло, чтобы удержать равновесие. Лунный свет проливался в комнату мощным лучом. Моя тень вытянулась на полу, окунувшись в этот луч, и вокруг нее заплясали в воздухе миллионы крошечных пылинок. В комнате гулял ветер, хотя окно было закрыто наглухо. Теперь я могла как следует все рассмотреть: и стол, и комод, и даже кровать были покрыты толстым слоем пыли. Сквозняк взметал эту пыль, и она кружилась в лунном свете. Внезапно пыль взвилась столбом, и стало трудно различать грань между предметами и воздухом. Я услышала, как Дора окликнула меня:

— Скорее возвращайся, кто-то идет по коридору!

Но я не могла шелохнуться. Мой горящий лоб упирался в замерзшее стекло — и от этого было чуточку легче. Желоб казался слишком узким. Если я попытаюсь повернуться и встать на четвереньки, то потеряю равновесие и рухну в пустоту. А в комнате за окном мириады пылинок водили хороводы, соединялись, обретали причудливые очертания. Целый рой маленьких коричневых мотыльков летели к окну — навстречу могущественному сиянию огромной луны. Они бились в стекло прямо напротив моего лица, калеча свои крошечные тельца на пути к свету. Этот звук оглушал меня, я чувствовала сквозь стекло, как трепыхаются их крылышки, словно тысячи вздохов раздавались одновременно. Стоит мне обернуться и посмотреть на луну, и я почувствую такую же неизбывную тоску по свету. Я полечу луне навстречу. Я услышу ее далекий призывный шепот, которому не может противиться ни одно крылатое существо…

— Возвращайся, слышишь? Сейчас же! — снова послышался Дорин голос.

На этот раз он звучал у самого уха. Дора дернула меня за рубашку. Она тоже вылезла на желоб, и я подумала, что могла бы и ее утянуть за собой. Я обернула подол рубашки вокруг талии. Кожа больше не чувствовала обжигающего холода металла. Даже не знаю, как мы ухитрились доползти назад. Когда мы добрались до окна, я вслед за Дорой опрометью бросилась в комнату. Мы долго лежали рядом, накрывшись с головой одеялами, и прислушивались к шарканью шагов за дверью.

Я должна была ей рассказать о том, что видела в комнате. Что никакой Эрнессы там в помине не было, что на той кровати никогда никто не спал, что комната пуста и все покрыто густым слоем пыли, похожей на серую золу. Я умолчала о мотыльках, о крыльях и о луне.

Осторожно открыв дверь, я прошмыгнула через коридор в свою комнату. Какое облегчение — оказаться в собственной кровати! Я лежала, прислушиваясь, как бьется мое сердце. Оно так грохотало, что я была уверена — его стук эхом отдается в пустых коридорах, на всех лестницах. Наконец я успокоилась и уснула. Мне снилось, что я играю в баскетбол во втором составе. Во сне все было точь-в-точь как наяву, но преувеличено, как в красочных и шумных фильмах. Когда я встала, у меня все болело, как будто я действительно всю ночь играла в баскетбол.

Я все еще озираюсь по сторонам и не могу поверить, что на этот раз все-таки проснулась.

Если спросить Дору о событиях этой ночи, она скажет, что я вылезала на водосток, что луна светила мне в спину, пока я торчала под окном у Эрнессы, упираясь лбом в стекло. Только, мол, все мной увиденное было ненастоящим. Но я точно знаю, что это был не сон.

Невзрачные, обсыпанные пыльцой коричневые мотыльки, пляшущие в лунном луче и бьющиеся в стекло. Они копошатся у меня в голове, трепеща крылышками, они облепили мой мозг и стучатся, стучатся, стараясь вырваться из черепной коробки наружу.

Надо записывать дальше. Это меня отвлечет.

Летними вечерами мы с папой частенько сидели возле дома с фонариками на коленях, выискивая ночных бабочек. У некоторых из них на крыльях красовались темные полоски и фиолетовые «глаза», обведенные желтой каймой. При всей своей робости, они устремлялись к тонким лучам наших фонариков. Как-то раз в переплетениях жимолости, пьянящей ароматом своих цветов, мы заметили бледно-зеленого мотылька с длинными хвостами на кончиках крыльев, и хвосты эти развевались, как ленты в косичках у девочки. Это была павлиноглазка — сатурния луна — большая, как птица. Желтые «глаза» на ее крылышках переливались в лучах света. Бабочка улетела, а мы, не в силах сдержать восторг, часами шарили лучами там, откуда она появилась. Дожидаясь ее возвращения, мы коротали время за игрой — описывали окраску ее крыльев. Игра для поэтов. Мне больше всего понравилось — цвет морской пены, увиденной со дна моря в пасмурный день. Цвет влажного мха на скале. Цвет лепестков кизилового цветка, только-только выглянувшего из бутона. Цвет лунной поверхности, когда подлетаешь к ней на космическом корабле. Цвет хвоста кометы.

В конце концов пришлось идти в кровать, но заснуть не получалось. Я слышала шелест крыльев и биение крошечных телец о москитную сетку. В каждом шорохе мне чудилась зеленая сатурния луна — она стучалась ко мне в комнату, чтобы снова предстать передо мной во всем своем великолепии.

Почему моему отцу этого было недостаточно? Ведь ему стоило только вспомнить это хрупкое создание, вспомнить мелькнувшие среди белых цветов жимолости крылышки цвета морской пены. Это могло бы его спасти. Этот мотылек — самое прекрасное, что я когда-нибудь видела в своей жизни. Прекраснее, чем поэзия. Как он мог забыть его?

Я спросила у Доры, возможны ли галлюцинации без наркотиков. Уж она-то должна знать. Большой якобы эксперт по части галлюциногенов.

— Конечно, — ответила она, — это называется «психотическое расстройство».

Может быть, эти видения вызывает луна? Если нет, значит, я схожу с ума.

«Il arriva chez nous ип dimanche de novembre 189…»[14]Вот как далеко я продвинулась в чтении романа Алена-Фурнье «Большой Мольн». Завтра у меня развернутая контрольная по первым пяти главам. Вроде бы текст кажется не слишком сложным. Мне не придется часто заглядывать в словарь. Все, больше никаких ночных шатаний с Дорой и Чарли. Если придется просидеть до утра, высплюсь в выходные. Ненавижу ночные бдения, когда приходится заставлять себя что-то делать, а глаза так и норовят закрыться сами собой. Несмотря на всю эту свою интеллектуальность, Дора не очень-то напрягается в школе. Чарли вообще сказала, что «на все кладет с прибором». А я рада, что мне есть чем заняться. Все-таки надо заставить себя хоть что-то прочесть.