ни в чем не виню. Зачем им в доме дряхлая старуха? Толку от нее столько же, сколь от древнего трюмо — только долгоносиков разводить.

Они еще по-божески со мной поступили. Домик добротный купили. Дочка знает, что я всегда мечтала в деревне жить. Вот и решили они с зятьком любимым мою мечту осуществить. Так что, все у меня хорошо. Я не жалуюсь. Только бабка я совсем никудышняя, ноги не ходят, руки не слушаются. Одной мне дом не вытянуть. Либо замерзну, либо погорю — третьего не дано. Да и коровку мне прикупили. Она орет целыми днями. Хочет, видимо, чего-то. Хотя и кормлю я ее, и пою. А она все равно орет и орет. Может, тебя кличет? Как зовут скотину твою?

— Буренка, — охнула Вера. — Бедненькая коровушка моя. Ее ведь доить нужно. Измучилась она у вас. Жуть, как измучилась. Наверное, и молоко у нее теперь пропало. Как же я теперь без молочка?

— Без молочка мы как раз проживем, — бабушка положила сухонькую ладошку на Верино плечо. — С голоду точно не умрем. Вот что я хотела сказать тебе, Веруш. После выписки возвращайся домой. Мы с твоей Буренкой ждать тебя будем. Сюда я больше не приду. Далеко очень. Дома мы будем. Ты только поскорее приходи. Хорошо, Веруш?

— Да, я приду, — взволнованно выговорила Вера. — Обязательно приду.

Глава 15

Веру выписали только через месяц. Доктор настоятельно советовал ей обратиться в областную клинику. Также он сообщил, что операция скорее всего будет платной. На все его наставления девушка послушно качала головой и разглядывала ногти на левой руке. С правой ладони повязку уже сняли. Там кожа почти не пострадала — остался лишь легкий рубец. Девушка не переживала по этому поводу. Одним шрамом меньше, одним больше — какая по сути разница?

За прошедшие четыре недели к ней несколько раз наведывалась Машка. Один раз в порыве благодарности она кинулась целовать Вере руки, но девушка оттолкнула ее. Машка вообще кроме брезгливости в ней ничего не вызывала. Теперь она не понимала, почему раньше так рьяно жалела ее. Каждый человек сам творец своей судьбы. Вот Машка ее и сотворила. Ленивая, неприспособленная к жизни, она считала, что все ей чем-то обязаны. И, что самое интересное, Вера чувствовала свой долг перед ней. Раньше чувствовала. Теперь все было по-другому.

Радостная Василиса Юрьевна встретила ее на пороге. Из дома пахнуло чем-то до боли знакомым, и Вера с удовольствием вдохнула этот аромат.

— Как чувствовала, что ты сегодня придешь, — умиленно сложила сухонькие ладошки у груди Василиса Юрьевна. — Пирогов настряпала. С творогом. Ты любишь пирожки с творогом?

— Очень, — вздохнула Вера и скинула промокшие насквозь валенки. В середине апреля было очень неприятно шлепать в них по лужам. Но другой обуви у нее в больнице не было.

— Ое-ешечки! — всплеснула руками старушка. — Как же ты в них до дома добралась?!

— В основном вплавь, — весело подмигнула ей Вера и прошла на кухню.

За столом, вальяжно развалившись на хлипком стульчике, сидел дядя Коля. Увидев Веру, он пружинисто подскочил вверх и замер с приоткрытым ртом, из которого торчал кусок только что откусанного пирога.

— Скучно мне было одной, — словно оправдываясь, залепетала сзади старушка. — А тут Коленька пришел. Тебя хотел попроведывать. Сказал, что вы чего-то там повздорили. Вот мы и подружились малехо.

— Да я, Веруш, ненадолго, — спешно заталкивая в рот оставшийся кусок пирога, прошамкал он. — И так засиделся уж. Домой мне давно пора. Ладноть, Василис, пошлепал я. А ты, Верк, прости меня, если я тогда чего не так сказал. Я ж люблю тебя, как папка люблю. Знаешь, как я все это время переживал. Ужас как!

— Это ты меня прости, дядя Коля, — Вера подошла к старику и крепко обняла его. — Нельзя родных людей обижать. А ты мне родной.

— Спасибо тебе, Веруш, — смахнул скудную слезу дядя Коля. — Сын несуразный забыл папку, так хоть ты у меня — единственная отрада. Ну, пошел я, бабоньки. Завтра еще забегу. Если вы не против, конечно.

— Будем ждать, — в один голос заявили Вера и Василиса Юрьевна и так же дружно рассмеялись.

Проводив дядю Колю, Вера помыла руки и села за стол. Пышные пироги оказались очень вкусными. Девушка не заметила, как съела целых три. Почувствовав насыщение, она откинулась на спинку стула.

— Вижу, вы отлично со всем справляетесь, Василиса Юрьевна, — улыбнулась она. — И печка у вас натоплена, и творожок настаивается, и во дворе порядок. Научились коровку доить?

— Ой, Веруш, и не спрашивай, — округлила глаза старушка. — Она меня всю испинала, Буренка твоя. Думала, дикая животина мне досталась. А потом ничего, привыкла. Я — к ней, она — ко мне. Сейчас мы лучшие подруги. По вечерам я ей на свою жизнь жалуюсь, а она — на свою. Так и живем.

— Получается, и не нужна я вам вовсе, Василиса Юрьевна, — погрустнела Вера.

— Нужна, Верочка, еще как нужна, — вновь всплеснула руками бабушка. — Знаешь, как у меня спину после каждой дойки ломит? Жуть! Не дай Бог тебе такую адскую боль испытать. Да и в сарае убираться тяжко. Навоз тяжелый. Не для старых плеч такая тяжесть.

— Не для старых, — согласилась Вера. — Сейчас, Василиса Юрьевна, я только переоденусь и идеальный порядок там наведу. Посмотрите, какая чистота будет.

— Ты б отдохнула лучше, девочка, — посоветовала ей бабушка. — Из больницы вернулась, не с курортов. Тебе силенки восстанавливать надо, а не эту гадость на себе таскать.

— Силенок у меня хоть отбавляй, — усмехнулась Вера. — Больше месяца в потолок плевала. Все мышцы от безделья свело. Знаете, как я все это время мечтала сарай почистить? Да вы даже представить себе не можете.

— Раз так, то беги, — разрешила Василиса Юрьевна. — А я пока ужин нам сварганю. Посидим вечерком, посплетничаем по-бабьи.

С уборкой Вера провозилась гораздо дольше, чем ожидала. Тело слушалось ее неохотно — отвыкло от тяжелой работы. Путь до навозного ящика казался бесконечным, а наполовину набитые мешки прибивали Веру к земле. Девушка тяжело вздыхала, обливалась потом, но работу все же не бросала.

С великим облегчением она вывалила в небольшой ящик последний мешок и села на лавочку. На улице смеркалось. Солнце, завершив привычный круг, спряталось за горизонт. Лишь ярко-бордовый всполох напоминал о его недавнем визите. Вера жадно глотала воздух, удивительно чистый и свежий, насыщенный запахом влажной земли, словно боялась, что кто-то отнимет у нее эту радость.

Как же она любила родную деревню! Любила каждое деревце, каждый кустик, каждое живое существо. Это ее родной край, который она никогда