На видео Гена, сидящий на асфальте, во всю мощь своих лёгких орёт: «БОЖЕ, НЕ-Е-ЕТ!» Потом он наклоняется над ребёнком, потом набирает воздуха и снова орёт. Гена и представить не мог, что очевидец, снимающий его на камеру и не попытавшийся помочь, стоял так близко.

Людская молва, особенно в маленьком, пусть и курортном городке, распространяется со скоростью лесного пожара. Смерть ребёнка стало резонансным в городе, в котором самым тяжёлым преступлением был угон мусороуборочной машины двумя туристами в 2013 году.

Психолог, к которому ходил Геннадий с супругой, сказал, что людская реакция это «пенящаяся травля». Такую же терминологию использовали журналисты. Гена догадывался, что их психолог общался ещё и с журналистами.

«Некоторые думают: «Окей, я понимаю, можно забыть ребёнка на две минуты, но не на шесть же часов! Они совершенно не понимают, что в голове родителя существует чёткое осознание того, что они отвезли ребёнка в ясли или садик — они уверены, что ребёнок счастлив и окружён заботой. Когда твой мозг так считает, он не беспокоится и не норовит проверить, где же ребёнок — до конца дня», — вещали региональные телеканалы, пытаясь сбить потоки людской ненависти в отношении заклеймённого отца.

Помогало не очень.

Гену осудили по 125 статье Уголовного Кодекса «Оставление в опасности» и приговорили к обязательным работам. С работы его не уволили, друзья от него не отвернулись, жена не ушла. Страшным местом оказались комментарии в интернете. Самым страшным местом оказались базальные ганглии — они вновь и вновь возвращали Гену на парковку между его работой и РЭО ГИБДД.

Спустя восемь месяцев после смерти сына, Гена попытался узнать, существует ли государственный орган, ведущий страшную статистику. Такого органа не оказалось, но он познакомился с женщиной, собирающей данные о детских смертях в автокатастрофах. Её общество было некоммерческим, существовало на добровольных началах и финансировали его пожертвованиями. Основной целью общества было донести до автовладельцев факт того, что автомобиль является средством повышенной опасности.

В Москву Гена ехать не стал и связался с директором общества по Скайпу. Маленькая женщина с суровым лицом в очках из роговой оправы смотрела на беду Гены объективно: она была сурова, но не травила и не грозила отрезать ему член и запереть в духовку.

Но, как позже решил Гена, она специально разговаривала с ним на фоне фотоколлажа, на котором были сфотографированы двух и трёх летние малыши, держащие руку с пальчиками, как бы говоря «Мне уже два» или «Мне уже три». Женщина, представившаяся Мариной, ничего не сказала по поводу фотографий, но Гена понимал, что они попали к ней не просто так.

Она рассказывала Гене, что пытается лоббировать правительство принять закон, требующий установку сенсоров на задние сиденья автомобилей — сенсоров, которые заверещат в случае, если вес ребёнка останется неизменным после того, как в машине выключат двигатель. Она рассказывала, что её западные коллеги занимаются тем же. Основными проблемами выпуска этого устройства были, как водится, юридическими и экономическими.

Юристы компаний давили на чудовищные судебные издержки, в случае, если устройство откажет, и забытый родителями в машине ребёнок пострадает или умрёт. Маркетологи же провели исследование и пришли к выводу, что такое устройство никто не купит: люди думают, что подобное с ними никогда не случится.

Гена вспоминал слова психолога, который пытался научить их с супругой избегать травли: «Мы все уязвимы, но никто не хочет, чтобы ему об этом напоминали. Мы хотим верить в понятный, контролируемый, не угрожающий мир, где всё будет хорошо, постольку поскольку ты играешь по правилам. Поэтому когда нечто подобное случается с другими, нам необходимо отделить их от себя. Мы не хотим иметь с ними ничего общего, и тот факт, что мы можем быть в чём-то на них похожи, приводит нас в ужас. Поэтому мы делаем из них монстров».

Тут он попал в точку. Гена чувствовал себя монстром.

Марина же нашла формулировку, которая больше успокоила сердце Геннадия, чем все консультации у психолога. «Это случай провала памяти», — сказал она. — «Но не провала любви».

Гена заказал очередную порцию колы с ромом. Он чувствовал себя уже изрядно пьяным, но воспоминания не давали покоя. Допив коктейль, он встал с барного табурета и поплёлся к выходу. Ноги не слушались, да и в голове шумело.

Гена вышел в тёплую тёмную ночь. Звёзды казались особенно яркими, а шум прибоя особенно ласковым. Но хорошие мысли ему в голову не шли, сплошь воспоминания.

Недалеко от входа в бар курили несколько ребят, лет на двадцать младше Геннадия. Гена курил, в основном, на работе. В одной из полок его стола всегда хранилась пачка сигарет и пара зажигалок. Дома он сигареты никогда не держал.

Гена подошёл к ребятам:

— Ребят, угостите сигареткой, будьте добры?

Они оглядели Гену, убедившись в том, что он выглядит как слегка перебравший турист. Один из них достал сигарету из пачки и протянул Гене.

— Спасибо, — сказал Гена. — И зажигалку пожалуйста.

Тот же парень дал ему подкурить.

— Спасибо, — еще раз сказал Гена и побрёл прочь.

Он ещё не знал куда ему идти, но решил, что ноги сами его приведут куда надо.

Под обручальным кольцом зачесалась кожа, он сдвинул кольцо и почесал безымянный палец, не обратив внимания на то, что палец почти полностью покрылся каким-то зелёным мхом.

Ближе к лету 2017 года, когда воспоминания обострились, кто-то посоветовал обратиться к местной знахарке, которая жила недалеко от его работы в микрорайоне Горный. Говорили, что она гадает и может дать дельный совет. Также говорили, что она слепая, но смотрит вглубь вещей и событий и видит то, что не доступно человеческому глазу.

Она рассказала ему про перемены, и подарила карту с изображением башни и шикарные чётки из опала: чёрные с зелёными сферами внутри.

«Бери», — говорила она. — «И помни, тебя ждут большие перемены, если ты решишься повернуться к ним лицом и отречься от всего. Бери же. В воздухе пахнет грозой. Этот мир часто не справедлив, но всё можно изменить».

Перемены пришли с неожиданной стороны.

После смерти своего младшего сына Гена четыре раза был готов к тому, чтобы написать заявление на увольнение. Окна его кабинета на парковку не выходили, но дважды в день он видел ту злосчастную забетонированную площадку, на которой погиб его малыш. Его крест и без того был чересчур тяжёл, а парковка стала его проклятием. Но уйдя в длительный отпуск, после смерти сына, и осознав неизбежное, Гена решил, что он не сможет убрать руки от «кормушки», которой была страховая компания. Каждый раз, когда он был готов отнести на подпись Тамаре Графф заявление на увольнение, он думал о том, что у него есть ещё дети. И жена.

Она осталась с ним, но куда бы она делась? Её работа — это жалкие крохи, на которые не прокормишь и пса. А ехать ей не куда. В Одессе, откуда она родом, её никто не ждёт. Украину раздирают внутренние противоречия. Даже если у Зины остались родственники, они не простят блудную дочь, пустившую корни в русскую землю.