– Наверняка, тело мешается, – сказал Кэкон, явно осведомленный в подобных вопросах.

– Герр Кэкон, – начал Штен, едва сохраняя самообладание. Но, что бы он ни собирался произнести, фраза так и не слетела с его губ, потому что вмешался полковник Константин.

– Герр Кэкон, – спокойно обратился к нему военный. – Прошу вас, вернитесь в свою каюту. Вы никоим образом не помогаете в сложившейся ситуации.

– Э? – Похоже, Кэкону и в голову не приходило, что в сложившейся ситуации он может оказаться незначимой персоной. – Э? Я? Но вы не можете приказывать мне, приятель! Я не служивый, знаете ли!

– Сэр, – Штену удалось справиться с гневом за паузу, что ему выкроил Константин. – Поскольку я являюсь капитаном данного судна, вы находитесь в моем подчинении. Прошу вас вернуться в каюту.

– Ой-ой-ой, – нападки на его достоинство взбесили Кэкона. – Я имею такое же право находиться здесь, как и все остальные!

– Нет, – отвечал капитан Штен. – Не имеете. – Он подозвал старшего проводника и стюарда, нерешительно стоявших позади группы. – Сопроводите герра Кэкона в его каюту, стюард. И проследите, чтобы он там и оставался.

Кэкон удалился с эскортом, выкрикивая напоследок:

– Это абсолютно возмутительно! Я напишу жалобу!

– Как пожелаете, – устало ответил капитан. Он дождался, когда Кэкона уведут, и снова попытал счастья с дверью. Где-то через дюйм раздался отчетливый стук: ручка что-то задела, и дальше дверь уже не двигалась. Штен мрачно уставился на нее. – Дверь подперли стулом. Месье ДеГарр, – крикнул он в щелку. – Если вы меня слышите, пожалуйста, отодвиньтесь от двери.

Капитан отошел, освобождая пространство, и ударил подошвой ботинка прямо под ручкой. Стул подпрыгнул и отлетел в противоположную сторону, Штен сразу вошел.

Кабал с удивлением обнаружил, что двинулся прямиком за ним и оказался на пороге. В который раз любопытство одержало верх над инстинктом самосохранения. Но теперь, когда он уже проник в каюту, отступление вызвало бы подозрение. Он замер в дверном проеме и авторитарно оглядывал помещение, словно в обязанности миркарвианского чиновника входило инспектирование таинственным образом опустевших кают, в которых гуляет ветер, холодя его голые коленки. Штен уже стоял подле распахнутого окна и вглядывался во тьму.

– Его нет, – заявил Штен, едва перекрикивая завывания ветра, и покачал головой. – Глупый, глупый человек. – Он со злостью захлопнул раму. Воцарившаяся внезапно тишина почти шокировала.

– Как? – Кабал гадал, насколько можно позволить неуютной для него персоне герра Майсснера ускользнуть в безопасную зону. Каждая возможность дарила облегчение. – Как он открыл окно? Если оно такое же, как в моей каюте, то должно фиксироваться винтом.

Эта мысль не приходила Штену в голову. Он снова посмотрел на окно и сконфузился. Взгляд его блуждал по помещению.

– Не знаю, герр Майсснер. Окна открываются во время стоянки или на небольшой высоте. Но когда мы начали подниматься, мои люди проверили все окна в каютах.

Разгадка сей маленькой тайны обнаружилась на кровати. Там лежал раскрытый чехол с инструментами: резинками крепились маленький гаечный ключ, отвертки, прочие приспособления, которые человек, интересующийся механизмами, вполне мог положить в багаж. Одна отвертка лежала поперек остальных, рядом с недостающим винтом. Штен поднял его и показал Кабалу.

– Мы не предусмотрели, что кто-то из пассажиров захочет и окажется способен открыть окно в каюте на большой высоте. – Он вздохнул и выглянул наружу. – Трагедия.

– Почему он это сделал? – Константин прошествовал мимо Кабала внутрь каюты, которая быстро заполнялась народом. – За ужином он был само спокойствие. Как так? Быть в добром расположении духа весь вечер, а затем вернуться сюда и расчетливо лишить себя жизни?

Штен пожал плечами.

– После ужина прошло несколько часов. Возможно, все это время он размышлял о чем-то. Возможно, человек, который открыл это окно, был в совершенно ином настроении, нежели мужчина, которому мы желали спокойной ночи.

На Константина эти слова не произвели впечатления.

– Размышлял о чем?

– «Мальчишка был прав. Я посвятил свою жизнь науке, но все, что она принесла, – смерть. Жертвы моих изобретений требуют справедливости. Что ж, они ее получат».

Константин и Штен обернулись и в изумлении уставились на Кабала. Тот склонился над переносной пишущей машинкой, стоявшей на небольшом бюро, и читал с листа, который до сих пор торчал из щели между валиком и прижимной планкой.

Кабал повернулся к мужчинам.

– Он напечатал предсмертную записку. Какой продвинутый.

Штен одарил его гневным взглядом.

– Ради бога, Майсснер. Человек умер. – Он собирался вытащить лист из печатной машинки. Но не успел капитан протянуть руку, как Кабал со знанием дела дважды щелкнул рычажком по каретке, после чего нажал на клавишу. Он сам вытащил бумагу и мгновение внимательно изучал ее, прежде чем передать дальше.

– Без сомнения, пригодится в качестве доказательства при расследовании дела о смерти ДеГарра, капитан, – сказал он.

Штен пришел к выводу, что ему совсем не нравится герр Майсснер, во все сующий свой нос.

– В чем смысл, сэр?

– У полиции будет с чем сравнивать. Как видите, я еще раз напечатал последнюю «т» в послании. Все присутствующие свидетели, что сделал я это на той же самой машинке и даже невооруженным глазом видно, что они идентичны. Поверьте, капитан, тщательное расследование рассмотрит все гипотезы, включая возможность того, что записку набрали на другой машинке, а здесь оставили, чтобы отвести подозрения.

– Что? Что? Вы серьезно? Дверь была заперта и заблокирована изнутри. Вы хотите сказать, что беднягу убили, после чего убийца выбросил тело в окно, а сам последовал за ним?

– Именно на это я и намекаю. Но, скорее, речь идет о возможности, а не о серьезных предположениях. И не стоит забывать о парашюте.

– Парашют? Сэр, мы на гражданском корабле – здесь нет необходимости в парашютах. И, прежде чем вы подадите идею, будто этот ваш потрясающий убийца пронес его с собой на борт, позволю себе напомнить, что мы идем почти в полной темноте над лесистыми горами. Только ненормальный совершит такой прыжок.

– Но ведь сумасшедших хватает, капитан. – Кабал поднял руки, предвосхищая нарастающий гнев Штена. – Спокойно, сэр. Я ни на минуту не поверю, что все так и было, но… Существуют религиозные и политические группы, которые поощряют фанатизм в своих рядах, чтобы потом использовать людей как камикадзе, осторожность не их метод. Однако я не вижу причин, по которым они решили бы убить месье ДеГарра и замаскировать все под самоубийство. Мисс Бэрроу. – Он повернулся к Леони, Штен и Константин последовали его примеру, с удивлением глядя на женщину, которая по собственному желанию осталась в помещении с трупом. Та в свою очередь смутилась, поскольку надеялась, что молчание сделает ее невидимой. – Из нашей предшествующей беседы я понял, что вы интересуетесь психологией. Что вы можете сказать обо всей ситуации? Явная невозмутимость месье ДеГарра за ужином? А затем столь резкая записка?