Но кто-то все равно заметил. Охранник без формы по имени Грегг. Он дождался, пока мы с мамой дошли до стеклянных дверей, и внезапно шагнул вперед, перегораживая нам дорогу.

— Юная леди, — его басок преследовал меня в течение многих лет, — будьте добры, следуйте за мной.

Во время своего еженедельного похода в «Здоровую пищу» мать купила еще больше чая.

Она со странной гордостью в голосе перечисляла экзотические названия. Ни одно из них не впечатлило меня, но я знала, что чем раньше сдамся, тем скорее смогу получить ответы.

— Сколько ты за них выложила? — спросила я, глядя на пакеты. И тут же покачала головой. — Ладно, неважно. Не хочу знать, как быстро ты транжиришь мое наследство.

Моя мать включила конфорку, затем повернулась и оперлась спиной о стол. По ее лицу расползлась медленная улыбка.

— Кто сказал, что ты вообще в завещании?

— Я твой единственный ребенок.

Она пожала плечами.

— Нет внуков, нет наследства.

Мать считала себя бунтаркой.

Я поерзала на табурете и уперлась локтями в стол-островок.

— Итак, как ты узнала про Дестини?

Улыбка погасла.

— Когда ты в последний раз говорила с ней? Ты когда-нибудь видела ее после средней школы?

Нет, не видела. Родители забрали ее сразу после инцидента с Грейс. Месяцем ранее отец Дестини получил перевод и уехал в Южную Каролину, а Дестини, Тайлер и их мать остались в Лэнтоне. Учебный год близок к завершению, рассудили они, какой смысл вырывать детей из школы? Недостатка в деньгах их семья не испытывала, и они вполне могли позволить себе жить на два дома. Помню, Дестини сказала, что это дало матери больше времени на упаковку вещей, хотя позже я узнала, что они наняли профессиональных грузчиков, чтобы те все сделали.

— Эмили? — спросила мать, видя, что я в подобии транса.

Я моргнула и посмотрела ей в глаза.

— После того как она сменила школу, я никогда ее больше не видела.

Мать поджала губы и кивнула. Воспоминание было ей явно неприятно. Позор, который ее единственный ребенок навлек на ее семью. И не один раз, а дважды. И второй раз — последний — был намного хуже, чем первый.

* * *

Когда мы, наконец, вышли из «Уолмарта» — проведя час в душном кабинете без окон со столом и четырьмя пластиковыми стульями, пока охранник Грегг читал мне лекцию о том, почему воровать нехорошо, а мать сидела и молча кипела, — уже начало смеркаться.

Не проронив ни слова, я поплелась следом за матерью на автостоянку. Я молча села в машину и застегнула ремень безопасности. Мать вставила ключ в замок зажигания, но не повернула его. Она просто сидела, сгорбившись, глядя на руль.

— Мама? — прошептала я.

Но она даже не взглянула на меня.

Большую часть времени в душной комнате без окон я проплакала, раз за разом прося прощения. Грегг несколько раз повторил, что должен позвонить в полицию, предъявить обвинения, отправить меня к судье, но ничего такого не сделал. Вместо этого он сфоткал меня, сказав, что повесит этот снимок на пробковую доску в офисе менеджера.

Зачем? Что ж, все просто, юная леди: отныне доступ в этот магазин вам запрещен.

Все это время мать ни разу не взглянула в мою сторону.

Я попробовала еще раз, уже громче.

— Мама?

— Молчи, — процедила она сквозь зубы.

— Мама, прости. Я не хотела…

Таких стремительных движений я за ней не помнила: она резко повернулась на сиденье и влепила мне пощечину. До этого мать ни разу не поднимала на меня руку — сторонником жесткой дисциплины был мой отец. Это он шлепал меня, когда я была младше, хотя и без особого усердия, скорее для галочки, чем в качестве реального наказания. В это мгновение я увидела в ее глазах то же потрясение, какое, я не сомневалась, было и в моих собственных.

Впрочем, в ее глазах оно оставалось недолго. Взгляд тотчас сделался каменным.

— Не пытайся ничего объяснять. Мне не нужны твои оправдания. Мне не нужны твои извинения. Ты отдаешь себе отчет, как это унизительно? Я делала там покупки почти всю мою жизнь и теперь больше никогда не смогу показать нос. Если ты хочешь знать мое мнение, ты еще легко отделалась. Я была бы счастлива, если бы он позвонил в полицию.

Не говоря больше ни слова, она завела машину и поехала к шоссе. Мы молчали всю оставшуюся часть пути. Она не сказала мне, чего ожидать, когда мы приедем домой. Как она расскажет моему отцу, что случилось. Как меня посадят на две недели под домашний арест, а значит, по выходным мне не разрешат ходить в торговый центр. Или домой к кому-то из девочек. Или даже запретят говорить по телефону.

Я снова расплакалась — от смеси гнева и разочарования на лице моего отца, когда он услышал, что произошло. Он не орал на меня, просто покачал головой и велел идти в мою комнату.

Прошло два часа, прежде чем мать пришла за мной, чтобы позвать меня на поздний ужин. Открыв дверь, она увидела, что я лежу на кровати, сжимая в кулаке комок мокрых салфеток. Сев на край кровати, она коснулась моей руки.

— Извини, что дала тебе пощечину. Мне не следовало этого делать. Но и тебе не следовало делать того, что ты сделала. Понимаешь?

Я кивнула, но ничего не сказала.

— Не знаю, что случилось с тобой, Эмили. Ты… ты не такая, какой была раньше.

Я хотела спросить ее, что это значит, но так и не спросила. А ведь, возможно, это изменило бы ситуацию. Возможно, ее ответ перенаправил бы меня в ином направлении.

Но я всегда поступала по-своему. В конце концов, я была той, кем была, и этого уже нельзя было изменить.

В тот вечер в моей комнате мать наклонилась, чтобы обнять меня.

— Я люблю тебя, Эмили.

Я обняла ее в ответ. Прижала ее к себе. Не хотела отпускать.

Но пришлось. Мы всегда должны отпускать друг друга. Даже когда не хочется. Это истину я усвоила еще в раннем детстве.

Позже, после того как стало известно о попытке самоубийства Грейс и все узнали, что мы с ней сделали, реакция моей матери была не такой эмоциональной, как на автостоянке «Уолмарта». Как и реакция моего отца. На этот раз они посмотрели на меня не с разочарованием или гневом, а с отвращением.

* * *

Стоя спиной к кухонному столу в ожидании, когда закипит чайник, мать серьезно кивнула.

— Да, похоже, Дестини тоже скончалась. Полгода назад, согласно некрологу.

— Как ты о нем узнала?

— От Анны Вольф.

— Кто это?

— Мать Дженнифер Вольф. Ты помнишь Дженнифер? Кажется, она на год моложе тебя. Ее мать несколько месяцев назад отправила мне запрос о дружбе. Если бы твои ежегодники не пропали, я могла бы найти ее и показать тебе. Разве ты не помнишь Дженнифер?