– Жирная… сучья… тварь… – приговаривал он ей в щеку. – Жирное… свиное… вымя…

Он дернулся, надавив Жабе на грудь, закатил глаза до белков, брови в судороге сошлись ближе. Жаба повернулась к нему, ртом схватив горячего воздуха из его темных ноздрей.

Мужчина приподнялся над Жабой, натянул штаны.

– Попробуй сиденье испачкать, – сказал он, – похороню здесь.

Жаба подставила между ног ладошку.

– Отвезите меня к вокзалу, – проныла она требовательно и одновременно просительно.

Мужчина вышел из машины и захлопнул дверцу. Жаба села, не вынимая руки из-под себя. Она вытаращилась в окно на темные тени мужчин.

– Мамочки… – пискнула она. – Мамочки…

Дверца снова открылась. В салон ввалился молодой и сразу схватил Жабу холодными руками за шею. Он опрокинулся на нее, как уж, холодный и скользкий, раздвигая ее ноги в спущенных чулках.

– Че, в чулках, блядь? – выдохнул он. – Модная, блядь. Жирная вся такая… Зеленая, ё-моё…

Жаба молча отвернулась к спинке переднего сиденья и закрыла глаза. Ее покрытая темными точками грудь вылезла из декольте, растеклась и колыхалась, и каждый раз лицо молодого плюхалось на нее, как на подушку.

Он слез с нее и юркнул в темноту из машины, прошуршав листьями. Жаба снова села и положила под себя ладонь. В ладонь натекла мутная горячая жидкость. В салоне запахло сырой рыбой. Жаба смотрела себе на ладонь, хныча и распустив губы. Она приоткрыла дверцу машины, вылила из ладони, наклонилась и вытерла ее о мокрую листву. Закрыла дверцу, достала из кармана трусы и вытерла руку насухо. Скатала чулки до голенищ сапог. Трусы свернула и положила в карман.

Дверца открылась, Жаба обернулась. В тусклом свете белой лампы ее второй подбородок соединялся с вывалившейся грудью, которая в профиль казалась гигантским белым наростом на короткой шее.

– Выходи… – сказал третий мужчина.

– Зачем, скажите… – захныкала Жаба.

Он просунул голову в салон, приблизил свои неподвижные глаза к Жабе. Она вся сжалась и приподняла бедра, вываливая себя из машины. Мужчина захлопнул заднюю дверцу, открыл переднюю и включил фары.

Жаба щурилась. Призрачным светом фары пятнами выхватывали из сырой темноты тонкие стволы невысоких деревьев, за которыми начиналась густая темнота. Ноги Жабы отливали молочной белизной. Двое курили, стоя у капота, ломая собой два белых луча. Свет обводил их по темноте мутным желтоватым контуром, и казалось, они немного пролились за границы себя. А раскинувшееся лесное пространство, перерезанное полоской света, сжимало их с двух сторон, будто толстыми черными ляжками.

– Мужчины… – заговорила она протяжно, будто связки в ее горле отвязались и голос мог тянуться далеко, если б не рвался от грудного дребезжания. – Мужчины, отвезите меня на вокзал. Мужчины, пожалуйста, отвезите меня на вокзал. Денег не надо. Только отвезите меня на вокзал.

– Давай, раздевайся и на колени становись, – сказал третий, очередь которого была.

– Мужчина, я же вам ничего плохого не сделала… – начала задыхаться Жаба. – Не убивайте меня, пожалуйста.

– Давай, раздевайся и на колени становись, – равномерным голосом повторил он.

– Я вас очень прошу… У меня мать больная. Я же говорю – денег не возьму, – Жаба задрожала ногами.

Мужчина ее толкнул, она упала назад, во всегда сырые прошлогодние листья.

– Давай, раздевайся и на колени становись.

– Ой, мамочки… – заскулила Жаба, стянула с себя кофту, лифчик и юбку. – Сапоги снимать? – спросила она.

– Не надо, – ответил третий.

Жаба встала на колени. Ее грудь и живот потянулись к земле.

Мужчина поднял крышку багажника. Жаба заскулила. Захлопнул крышку. Жаба заскулила громче. Он приблизился к ней, чем-то гремя. Жаба зажмурилась, боясь посмотреть. Вжала голову в плечи. Она вздрогнула, когда он коснулся ее спины чем-то железным.

– Спокойно стой, – приказал он.

Жаба застыла, шевеля только губами, выпуская слюнные пузыри. Ее щеки покраснели, она поводила головой, как будто не веря в то, что она находится здесь и сейчас.

– Давайте, чай готов, – негромко позвал третий остальных мужчин.

Они подошли и сели вокруг Жабы. Третий налил из большого термоса кипяток в граненые стаканы, вдетые в металлические подстаканники. Жаба снова дернулась, и из стакана пролилось ей на спину.

– Спокойно стой, – сказал третий. – Еще прольешь, будешь всю ночь стоять.

Жаба застыла, упираясь негнущимися руками в сырую землю и стараясь подавить дрожь в локтях.

Третий, прошуршав фольгой, разломал плитку шоколада. Смахнул с ягодицы Жабы прилипший гнилой лист, положил шоколад на его место.

Какое-то время на проселке слышались только сиплые втягивания и хрумканье. Жаба со стороны походила на светящийся, молочной белизны гриб, выкормленный самой землей под слоями сухих листьев. А мужчины – на любопытных детей, собравшихся вокруг него посмотреть, до каких еще размеров он может дорасти.

Жаба села на кровать, широко расставив белые ноги с черными, как кожура картофеля, коленками. Линда сидела к ней спиной на полу перед телевизором. На ней была розовая пижама, с капюшона свешивались длинные заячьи уши с атласной внутренностью. В ушах у Линды были наушники. Пережатым голосом Линда пела:

– Пусть мама услышит, пусть мама придё-о-от… Пусть мама меня непременно найдё-о-от. Ведь так не бывает на све-ете, чтоб были потеряны де-ети…

Линда шмыгала носом.

– Ведь так не бывает на све-ете… – ее голос проваливался назад в горло, и тогда Линда глотала в словах гласные. – …были потеряны де-ети…

Когда песня заканчивалась, Линда нажимала на кнопку видеомагнитофона. Было слышно, как он перематывает ленточную кассету, а Линда сморкается.

Жаба, не шевелясь, смотрела ей в розовую спину. Казалось, она спит с открытыми глазами.

– По синему морю, к зеленой земле-е плыву я на белом своем корабле-е… – начинала Линда с новой энергией, но все тем же забитым слезами голосом. – На белом своем ко… На белом своем ко… е-е.

Она обернулась и вздрогнула, увидев Жабу. Сняла наушники.

– Наташ… – прошептала она. – Наташ, ты себя вообще видела? Че с тобой?

– Производственные травмы, – ответила Жаба глубоким голосом. Поплевала на палец и потерла коленку. – Ванька приходил. Сказал, башку тебе проломит, если найдет.

– И че мне теперь делать? – заныла Линда. – На улицу вообще не выходить?

– Сдай его ментам, – Жаба зло блеснула глазами.

– Ты че? – испуганно протянула Линда.

– Как хочешь, – равнодушно сказала Жаба. – Тогда он тебя найдет, и ты пожалеешь.

Линда надела наушники, нажала на кнопку и снова зарыдала.