любовными шалостями пробавляются исключительно дамы замужние или вдовы. Девицам подобное не пристало, и порушенная честь аукнется так, что пух и перья. Могут и в монастырь запереть. Так что в этом отношении она мною может любоваться лишь на расстоянии.

Хм. А может, у неё бзик типа «безответная любовь», все дела. К чести это никакого отношения не имеет, а вот в её юный возраст, когда гормоны бурлят, а сердце требует томлений, вполне вписывается. Опять же, женщинам я и впрямь нравлюсь, что есть, то есть. Хотя во взгляде Долгоруковой я подобного и не замечал. Ну не ослеп же я в самом-то деле.

— Лиза не появилась в гимназии, — произнесла Мария.

— Я знаю и уже ищу её, — ответил я.

— Столбовой тоже нет, — уточнила она.

— И это знаю.

— Они не общались. Мало того, Арина порой едко проходилась в отношении Лизы. Окончательно угомонилась, когда я сблизилась с твоей сестрой.

— В курсе, — опять односложно ответил я.

— Я уверена, что их похитили. И возможно, те самые, что пытались умыкнуть меня, — вынесла свой вердикт Мария.

— Так и есть.

— Пётр, ты чего как каменный⁈ — вспылила она, шипя рассерженной коброй.

— Лучше будет, если я стану тут орать и крушить всё подряд? Этим я Лизе точно не помогу.

— А что ты собираешься делать?

— Для начала раздобыть парочку бриллиантов.

— Зачем?

— Начинить пули с плетениями, чтобы суметь достать сильного одарённого, — сам не зная отчего, произнёс я и поднялся из-за стола. — Вам пора, Мария Ивановна.

— Пётр, я могла бы…

— Простите, ваше высочество, но моя сестра в опасности, а времени мало.

Оставив великую княжну, я направился в отдельный кабинет, где Любава уже накрыла стол. При моём появлении она игриво повела плечами, отчего сарафан слегка сдвинулся, чуть оголив белое плечико. Я лишь отрицательно покачал головой.

— Дядьку Василя попроси зайти.

— Хорошо, — ответила бабёнка, не подумав обижаться, а напротив, выражая озабоченность.

Не успел я опуститься за стол, как дверь отворилась, и на пороге вновь появилась Долгорукова. Она решительно подошла к столу и, сняв с шеи кулон с блеснувшим бриллиантом, положила его передо мной. Потом сняла серёжки и присовокупила к нему.

— Мне на день рождения подарили. Кулон это «Панцирь» на двести люм, серьги просто накопители по сотне люм, — произнесла она.

— Теперь хотите купить дружбу? Не слишком ли заигрались, ваше высочество? — откинувшись на бревенчатую стену, произнёс я.

— Дурак ты, Пётр, и уши у тебя холодные. Если нужна будет помощь, обращайся, сделаю всё, что смогу.

Проявить гордость и отказаться от подачки? Да щаззз! Придётся, я и на коленях буду ползать, и ножки целовать, и ещё чёрт его знает что, лишь бы это помогло мне вызволить сестру. Если в родном мире я был никому не нужным одиночкой, то здесь у меня была семья, чем я очень дорожил. А потому я не стал стесняться.

— Мне нужна будет хорошая лошадь с узорами «Скороход» и «Выносливость», — забирая украшения, произнёс я.

— Через два часа она будет возле трактира. Что-то ещё?

— Кто-то занимается фактом вашего похищения?

— Лучший батюшкин дознатчик.

— Не знаете, он сейчас в Воронеже? — пряча украшения в карман, поинтересовался я.

— Вроде бы пару дней назад вернулся.

— Было бы неплохо, если бы он оказался здесь вместе с лошадью.

— Зачем?

— Мы можем помочь друг другу.

— Я навещу его.

Великая княжна посмотрела мне в глаза, сделав многозначительную паузу. Но у меня к ней вопросов больше не бело, а время неумолимо утекало, как песок сквозь пальцы. Поэтому я принялся за мясо, давая понять, что разговор закончен. Она лишь осуждающе покачала головой, после чего направилась на выход.

Не успела Долгорукова удалиться, как дверь кабинета вновь отворилась, и вошёл трактирщик. При этом выглядел он серьёзно, явно понимая, что что-то случилось.

— Дядька Василь, мою сестру похитили. Сделал это тот дворянчик, у которого был в услужении Топорок. За сестру я буду резать без разбора и пока дышу, никто меня не остановит.

— За сестру имеешь право. От меня чего хотел? — спросил трактирщик.

— Не слышал случаем, где обретался последние годы Топорок?

— Поговаривали, что в Курске осел. Но это так, слухи.

— А здесь он с кем общался, кроме Архипа, не знаешь?

— Тебе зачем?

— Тот человек подкинул мне на квартиру записку от хозяина Топорка, где тот расписал, какой я дурак, что влез не в своё дело, и сестру он выкрал в наказание.

— И?

— Не всяк на Чижовке ведает, где моя квартира и что у меня есть сестра в выпускном классе гимназии, а уж залётному об этом знать и вовсе неоткуда. Получается, в Воронеже у этого упыря и после Топорка остались глаза и уши. Ватагу Архипа извели, но наблюдатель остался, значит, он не из их числа.

— Он не из Чижовки, — покачал головой трактирщик.

Я же говорил, что без понятия, с чего этот мужик проникся ко мне. Может, оттого, что дворянин, не чинясь, обращался к нему, выказывая уважение, как и полагалось младшему к старшему. Не знаю. Но и сейчас он не стал изображать непонимание, неосведомлённость и неспособность помочь, а сразу включился в процесс.

— То есть ты знаешь, о ком речь? — Я слегка подался вперёд.

— Я нет. Малец Клочок видал Топорка с каким-то мужичком из ремесленной слободы. Он вроде как шапки валяет. Посиди, я попрошу его разыскать, а там и сам всё вызнаешь.

Глава 13

Пока искали Клочка, я успел съесть поздний ужин и, отвалившись на бревенчатую стену, даже слегка вздремнуть. Давняя привычка в боевой обстановке использовать для отдыха каждую свободную минуту. Так получается только дремать, зато батареек хватает надолго. Мой потолок трое суток с серьёзными физическими нагрузками. Впрочем, мне больше и не понадобится.

Почему только трое суток? Да потому что после полнолуния Лизе уже не помочь, и смысл пороть горячку исчезнет. Тогда наступит время мести, а это блюдо холодное, к подаче которого следует подойти вдумчиво и обстоятельно. Но пока есть хоть один шанс спасти сестру, я не собираюсь медлить.

В кабинете меня никто не потревожил. Я слышал, как Береста хотел было зайти ко мне, но когда уже взялся за дверную ручку, его окликнул дядька Василь, после чего вожак ретировался, и других желающих пообщаться со мной не нашлось.

Клочок оказался мальцом двенадцати лет, не отличающийся какими-либо талантами, или они ещё не проявились, а потому он пробавлялся мелкими кражами. В основном это была еда, и порой его ловили, но дело ограничивалось банальным надиранием ушей, уж больно тщедушно и жалостливо выглядел мальчишка. Дядька Василь изредка его подкармливал, когда у того случались совсем уж неудачные дни, но на полный кошт, ясное дело, брать и не думал.

— Чего хотел? — шмыгнув и утерев ребром ладони под носом, спросил малец.

Я не изменил положения тела, как сидел, отвалившись к стене, так и продолжал, разве только глаза открыл.

— Ты видел, как Топорок с кем-то разговаривал. Так? — уточнил я.

— Ну, — кивнув, подтвердил малец.

— Не нукай, не запряг, — осадил я его, чтобы не думал о себе слишком много. — Они просто перебросились парой слов или говорили как давние знакомые?

— Как знакомые говорили. Да мало ли кого Топорок знавал, он ить воронежский.

— Кто был тот мужик?

— Ермолай, шапочник из ремесленной слободы.

— Дом знаешь?

— Знаю.

Я щелчком отправил в полёт четвертак[8], который малец поймал с завидной прытью и едва рассмотрел плату, как его угрюмое выражение лица сменилось счастливым, а губы растянулись в довольной улыбке.

— Покажешь, — поднимаясь, произнёс я.

— Да легко, — радостно ответил тот.

Идти пришлось не так чтобы и близко. Для начала миновали оружейную слободу, затем кузнечную, и только после мы вышли к ремесленной. Нужный дом оказался на дальней её окраине, так что пришлось побить ноги.

— Вот тут он и живёт, — указал малец на высокий забор.

Не любят аборигены, чтобы кто ни попадя заглядывал в их дворы. Хотя окна домов и выходят на улицу, но с наступлением сумерек их закрывают на крепкие ставни. Щели, конечно, наличествуют, но фрамуги затянуты бычьими пузырями, а потому смотреть в них бесполезно. Здешним мастеровым даже слюда не по карману.

— Не ошибся? — уточнил я.

— Не-а. Точно тут.

— Спасибо. Теперь беги обратно.

Дважды его уговаривать не пришлось, и малец пулей сорвался с места. Я же начал прикидывать, как попасть во двор, откуда уже слышался басовитый лай сторожевого пса. Вообще собачий брёх звучал уже