Глава девятая

Спиноза шла по мосту, лишь смутно представляя, куда направляется. Она понимала, что ей следовало бы вызвать транспорт, но не хотела думать о возвращении в Корвейн практически без результатов. Опять.

Она стащила маску респиратора с лица и вдохнула нефильтрованный воздух Терры. Он оказался более едким, чем она представляла. Смесь прометиевых испарений, человеческого пота и дыма от костров верующих. Она втянула его полной грудью и почувствовала, как горло засаднило от едких примесей.

«Теперь это мой мир, — подумала она, — и я должна научиться в нем жить».

Она совсем немного отошла от разваливающихся цехов пищевого комбината, но улицы уже кишели людьми. Высоко над головой виднелись мосты, а над теми мостами — еще мосты, и еще, и еще, насколько хватало глаз. Потоки людей разделялись и сливались. Мужчины и женщины толкались в тесном пространстве транзитных переходов и магистралей, совершенно не обращая внимания на окружающих, и брели по своим делам, склонив головы и спрятав лица.

Спиноза прокладывала себе дорогу через эту толпу. Там, где остальные сутулились и волочили ноги, она шла уверенно, выпрямив спину, как ее учили на Астранте. Вся эта серая масса вполне могла бы сойти за представителей другого вида, низшую касту, которая существовала лишь в силу жестокой необходимости.

Какой-то старик натолкнулся на нее, не замечая броню и символику, пока не стало слишком поздно. Спиноза отшвырнула его с дороги. Когда несчастный разглядел, кому он помешал, то широко распахнул мутные глаза и пал ниц.

— Простите, миледи, — захрипел он, исступленно стуча лбом о рокритовое дорожное покрытие и оставляя на нем кровавые следы. — Я не заметил вас! Простите меня!

Спиноза посмотрела на него сверху вниз. Он вонял, как и все остальные. Здесь повсюду стоял прелый, пропитавший все запах немытых тел.

«Они боятся. Постоянно боятся».

Дознаватель не остановилась.

Мост, по которому она шла, соединял два похожих на горные утесы жилых комплекса. Дно этой рукотворной долины терялось внизу, а отвесные стены мерцали множеством тусклых огней. На дальней стороне возвышался комплекс из трех башен, опутанных сложной сетью опор и контрфорсов. На входе в комплекс стояла триумфальная арка сорока метров высотой, высеченная из гранитного монолита и украшенная статуями четырех великих защитников человечества: Астра Милитарум, Имперского Флота, механикус Марса и Ангелов Смерти. Все эти герои были покрыты толстым слоем наростов, напоминающих лишайник. Часть изображений искрошилась от времени. Подойдя ближе, Спиноза заметила, что последняя из скульптур — та, которая изображала космодесантника, — была обезображена. Шлем, напоминавший клюв хищной птицы, был исцарапан так, как будто камень специально изрезали ножом.

Это ее разозлило. Дознаватель огляделась и пришла в ярость от того, что никто ничего не замечал. Толпы людей продолжали брести по своим делам, кутаясь в шерстяные плащи и осторожно ступая кровоточащими, замотанными тканью ногами по рокриту дороги.

— Вы что, не видите этого? — закричала Спиноза, указывая на оскверненную статую. — Неужели никто этого не видит?!

Ответа не было. Те, кто оказался ближе, ускорили шаг. Испуганные и растерянные, они пытались протолкаться поглубже в толпу, на случай если дознаватель вдруг решит, что это их вина. Но большая часть даже не услышала ее криков за бесконечным лязгом машин, звоном колоколов, песнопениями и ревом пламени в кузнях вечного города.

Спиноза продолжала идти вперед, прекрасно понимая, что должна наконец вызвать транспорт, но по-прежнему не могла заставить себя сделать это. Казалось, вся планета нависает над ней, окружает со всех сторон и затягивает в свои грязные, удушливые объятия. Этому не было конца. Ульи возвышались повсюду, гниющие и рассыпающиеся. Между ними зияли бездонные пропасти. Раскачивались фонари. Пылали костры. Дознаватель почувствовала, как к горлу подступает тошнота, но оставила маску болтаться на ремешке.

В таком мире можно было сойти с ума, и никто бы не заметил. Эйфория, которую она чувствовала, увидев стены Дворца, давно прошла, сменившись тупой болью отвращения.

Это было плохо. Недостойно. Это могло снизить ее эффективность и замедлить реакцию.

Спиноза остановилась. Перед ней стояло очередное громадное здание, среди бесконечных лесов таких же, словно соревнующихся друг с другом в безвкусице убранства. Это была неуклюжая конструкция из богато украшенных каменных блоков, сложенных так, что получалась серия сужающихся арок. Камень почернел, как будто был измазан сажей. Венчали все это пирамиды из ухмыляющихся человеческих черепов, смотрящих на мир пустыми глазницами. По обе стороны от входа поднимались колоннады, служившие опорой для новых рядов статуй: череполикие ангелы, крылатые львы, свернувшиеся кольцами змеи с алмазами вместо глаз. Со шпилей свисали тяжелые флаги с символикой Адептус Терра — литерой «I» с «черепом-в-лучах-солнца» и «слезой-и-кубком», символами святости. Поверхность знамен покрывали написанные мелким шрифтом изречения из «Лектицио гулдиенсис» и «Апокрифа Чимес» на архаичном готике.

Отчасти из любопытства, отчасти из-за желания сбежать от грязи Спиноза направилась к открытым дверям. Стражи не было, и она беспрепятственно вошла под высокий готический купол собора. Звук шагов по мраморным плитам разносился по гулким коридорам.

Внутри было прохладно. Невероятно приятное чувство. Ряды алебастровых колонн уходили во тьму, подсвеченные у основания стойками с молельными свечами. Паломники сбились в кучки, раскачиваясь из стороны в сторону в такт глухим ударам барабана, доносящимся откуда-то из глубины. Время от времени раздавался удар колокола, и от мощных вибраций все вокруг дрожало.

Спиноза остановилась у одного из множества высоких алтарей. В этом месте невозможно было отыскать умиротворения — жрецы в кроваво-красных одеяниях вопили что-то с плавающих в воздухе кафедр, а толпы экзальтированных, охваченных благоговейным ужасом прихожан отвечали им тем же. Сервохерувимы, как жирные мухи, жужжали под затянутым дымкой благовоний потолком, сталкивались друг с другом и махали кадилами с тлеющим ладаном. Прямо перед дознавателем возвышался алтарь — великолепная скульптура из черненого золота, изображающая девятерых примархов. Одни были запечатлены в воинственных позах, тогда как другие смиренно склонили головы в молитве.

В алтаре было что-то знакомое, хотя поначалу она не могла понять, что именно. Но потом она вспомнила, что в часовне схолы на Астранте был иконостас с точно такими же изображениями. Без сомнения, авторы использовали один и тот же источник для вдохновения. В памяти всплыли посвященные сынам Императора уроки.

«И тогда Император создал девятерых примархов, дабы встали они против девятерых дьяволов из внешнего ада, и одержали они победу великую, но теперь спят крепким сном, и проснутся, если Ужас вернется».

В детстве Спиноза никак не могла понять, кто же создал девятерых дьяволов. Она до сих пор помнила, как однажды спросила сестру Гонорию, почему же Император создал не сотню, а ровно столько же примархов, сколько было дьяволов. Ответом стал тычок электрической дубинкой.