Луной свернуть налево.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди – с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

Песня безумной Мадлен

Зовусь я дурочкой Мадлен, все подают мне корки;

Хожу босой, чтобы росой не замочить опорки.

        Том от меня был без ума, а я была упряма;

        Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

С тех пор сама свихнулась я, нет повести нелепей;

И плеткой стали бить меня, и заковали в цепи.

        Том от меня был без ума, а я была упряма;

        Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

Я этой палкой бью волков, когда гуляю лесом,

Баловников сую в мешок и продаю их бесам.

        Том от меня был без ума, а я была упряма;

        Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

В рожке моем таится гром, великая в нем сила,

А юбку я на небесах из радуги скроила.

        Том от меня был без ума, а я была упряма;

        Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

Песенка о прискорбном пожаре, приключившемся в театре «Глобус»

Облекшись в траурный покров,

    Поведай, Мельпомена,

Какая вышла в День Петров

    Трагическая сцена.

Такого страха, господа,

Не видел «Глобус» никогда:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

О муза скорбная, пропой

    Про этот день ужасный,

Как Смерть металась над толпой,

    Вздымая факел красный, —

Вельмож испуганных презрев

И Генриха Восьмого гнев:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Пожар тот начался вверху,

    Таясь, как в норке мышь,

Должно быть, пламя на стреху

    Занес горящий пыж —

И вспыхнул театральный дом,

Флаг, башня – все пошло огнем,

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Тут бабы начали визжать,

        И начался бедлам:

Купцы и шлюхи, рвань и знать —

        Все бросились к дверям.

Ну, подпалило там штанов,

И париков, и галунов!

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Джон Хеминг[2], в страхе трепеща,

    Рыдал, как будто сбрендил,

И лоб прикрыв полой плаща,

    Молился Генри Кэнделл[3].

Сгорело все – корона, трон,

И барабан, и балахон:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Стоял, к несчастью, летний зной,

    Повяли все цветочки,

И даже не было пивной,

    Чтоб жар залить из бочки.

Начнись пожар тот от земли,

Побрызгать[4] на него б могли:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Вот, лицедеи, вам урок,

    Чтоб жить чуть-чуть потише,

В народе не плодить порок,

    Не крыть соломой крыши.

А лучше, чем блудить и пить,

На черепицу подкопить:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

Лихая, знать, пришла пора:

    Теперь вам нужно, братцы,

Как погорельцам, со двора

    В дорогу собираться —

И представлять из разных драм,

Бродя с сумой по деревням:

        Вот горе, так уж горе! —

            воистину беда.

О душеспасительной пользе табачного курения

Сия Индийская Трава

Цвела, пока была жива;

Вчера ты жил, а завтра сгнил;

    Кури табак и думай.

Взирай на дым, идущий ввысь,

И тщетности земной дивись;

Мир с красотой – лишь дым пустой;

    Кури табак и думай.

Когда же трубка изнутри

Грязна содеется, смотри:

Так в душах всех копится грех;

    Кури табак и думай.

Когда же злак сгорит дотла,

Останется одна зола:

Что наша плоть? – золы щепоть;

    Кури табак и думай.

Мэтью Прайор

1664–1721

Родился в Дорсете в семье столяра. Работал слугой в таверне, когда поэт и меценат граф Чарльз Дорсет открыл в юноше литературный талант и послал учиться в Вестминстерскую школу, а потом в университет. В дальнейшем Прайор был членом парламента, служил дипломатом во Франции и в Голландии. Писал остроумные и элегантные эпиграммы, шутки и мадригалы, а также стихи для детей.

Стыдливая Кэт

Так стыдлива Кэт-бедняжка!

Ухажер лишь пальцем тронет:

– Ах, оставь, – вздыхает тяжко,

– Ты меня погубишь, – стонет.

Но прилажусь поупорней

К полной грудке, к жарким губкам —

Чувствую: пускаю корни,

Отвечает мне голубка.

Ах, как сладко в ней смешались

Целомудренность и опыт:

Эта – остужает шалость,

Тот – грешить ее торопит.

Джон Гей

1685–1732

Родился в Девоншире, обучался в грамматической школе. Был отдан в подмастерья к торговцу мануфактурой в Лондоне, но вскоре бросил это занятие, предпочтя ему стихи. Вскоре начал печататься в различных периодических изданиях, свел дружбу с Александром Поупом, приобрел богатых покровителей. Джон Гей имел наклонность и талант к фарсу, бурлеску, пародии. Среди его лучших стихов – поэма «Trivia, или Искусство прогулок по лондонским улицам». Но, безусловно, к самым известным произведением Гея относится «Опера нищих» (1728), построенная на балладах («зонгах»). Она обрела второе рождение в XX веке (музыка Бриттена, фильм с Л. Оливье в главной роли) и вдохновила Брехта на создание «Трехгрошовой оперы».

Старая песня с новыми сравнениями

Увы, напрасно я стремлюсь

        Унять любовь свою,

Как Заяц Мартовский, бешусь

        И, как Лудильщик, пью.

За кружкой кружку пью, пока

        Не хлынет Хмель из глаз;