—

Ведь ценят красную приправу.

Вот – герб любви; им отличен

Лишь тот, кто свыше обречен

Под злыми звездами родиться,

С судьбой враждебной насмерть биться

И, уходя, оставить нам,

Как музыку и фимиам,

Свой стяг, в сраженьях обветшалый:

На черном поле рыцарь алый.

Галерея

Мне в душу, Хлоя, загляни,

Ее убранство оцени;

Ты убедишься: ряд за рядом

По залам всем и анфиладам

Висят шпалеры и холсты —

Десятки лиц, и в каждом ты!

Вот все, что я в душе лелею;

Всмотрись же в эту галерею.

Здесь на картине предо мной

Ты в образе тиранки злой,

Изобретающей мученья

Для смертных – ради развлеченья.

О, дрожь берет при виде их —

Орудий пыточных твоих,

Среди которых всех жесточе

Уста румяны, темны очи.

А слева, на другой стене,

Ты видишься Авророй мне —

Прелестной, полуобнаженной,

С улыбкой розовой и сонной.

Купаются в росе цветы,

Несется щебет с высоты,

И голуби в рассветной лени

Воркуют у твоих коленей.

А там ты ведьмой над огнем

В вертепе мрачном и глухом

Возлюбленного труп терзаешь

И по кишкам его гадаешь:

Доколе красоте твоей

Морочить и казнить людей?

И сведав то (помыслить страшно!),

Бросаешь воронью их брашно.

А здесь, на этой стороне,

Ты в перламутровом челне

Венерою пенорожденной

Плывешь по зыби полуденной;

И Альционы над водой

Взлетают мирною чредой;

Чуть веет ветерок, лаская,

И амброй дышит даль морская.

И тысячи других картин,

Которых зритель – я один,

Мучительнейших и блаженных,

Вокруг меня висят на стенах;

Тобою в окруженье взят,

Я стал как многолюдный град;

И в королевской галерее

Собранья не найти полнее.

Но среди всех картин одну

Я отличить не премину —

Такой я зрел тебя впервые:

Цветы насыпав полевые

В подол, пастушкой у реки

Сидишь и вьешь себе венки

С невинной нежностью во взорах,

Фиалок разбирая ворох.

Сад

Как людям суемудрым любо

Венками лавра, пальмы, дуба,

Гордясь, венчать себе главу,

На эту скудную листву,

На эти жалкие тенёты

Сменяв тенистые щедроты

Всех рощ и всех земных садов —

В гирляндах листьев и плодов!

Здесь я обрел покой желанный,

С любезной простотой слиянный;

Увы! Я их найти не мог

На поприще земных тревог.

Мир человеческий – пустыня,

Лишь здесь и жизнь и благостыня,

Где над безлюдьем ты царишь,

Священнодейственная тишь!

Ни белизна, ни багряница

С зеленым цветом не сравнится.

Влюбленные кору дерев

Терзают именами дев.

Глупцы! Пред этой красотою

Возможно ль обольщаться тою?

Или под сенью этих крон

Древесных не твердить имен?

Здесь нам спасенье от напасти,

Прибежище от лютой страсти;

Под шелест этих опахал

Пыл и в бессмертных утихал:

Так Дафна перед Аполлоном

Взметнулась деревцем зеленым,

И Пана остудил тростник,

Едва Сирингу он настиг.

В каких купаюсь я соблазнах!

В глазах рябит от яблок красных,

И виноград сладчайший сам

Льнет гроздами к моим устам,

Лимоны, груши с веток рвутся

И сами в руки отдаются;

Брожу среди чудес и – ах! —

Валюсь, запутавшись в цветах.

А между тем воображенье

Мне шлет иное наслажденье:

Воображенье – океан,

Где каждой вещи образ дан;

Оно творит в своей стихии

Пространства и моря другие;

Но радость пятится назад

К зеленым снам в зеленый сад.

Здесь, возле струй, в тени журчащих,

Под сенью крон плодоносящих,

Душа, отринув плен земной,

Взмывает птахою лесной:

На ветку сев, щебечет нежно,

Иль чистит перышки прилежно,

Или, готовая в отлет,

Крылами радужными бьет.

Вот так когда-то в кущах рая,

Удела лучшего не чая,

Бродил по травам и цветам

Счастливый человек Адам.

Но одному вкушать блаженство —

Чрезмерно это совершенство,

Нет, не для смертных рай двойной —

Рай совокупно с тишиной.

Чьим промыслом от злака к злаку

Скользят лучи по зодиаку

Цветов? Кто этот садовод,

Часам душистым давший ход?

Какое время уловили

Шмели на циферблате лилий?

Цветами только измерять

Таких мгновений благодать!

Анонимные песни и баллады

XVI – начала XVII века

Многие из старинных английских баллад сохранились в форме так называемых «баллад-листовок», популярных летучих изданий, выполненных на одной стороне большого листа и как правило украшенных броской гравюрой. Их продавали на ярмарках и рынках, коробейники разносили их по городам и весям. В числе этих песен и баллад были лирические, политические и комические; отчасти они выполняли и роль газеты, откликаясь на самые последние события. Такова, например, «Песня о пожаре» 1613 года в шекспировском театре «Глобус». Большинство баллад-листовок выпускались анонимно, хотя среди них попадались популярные стихи известных поэтов. Между прочим, существует гипотеза (Роберт Грейвз, Питер Леви), что песня Тома из Бедлама принадлежит перу Шекспира и входила в трагедию «Король Лир».

Гринсливс

(Зеленые Рукава)

Увы, любовь моя, увы,

Обижен горько я тобой.

Так долго я любил тебя,

Так восхищался я тобой.

Гринсливс, дружочек мой,

Гринсливс, лужочек мой!

Надежды зеленый цвет —

Но мне надежды уж нет!

Я угождать тебе спешил,

Чтоб доказать любовь мою,

Ни денег не жалел,