В моей голове проскальзывает какое-то ощущение, напоминающее догадку. Но ее нет. Только ощущение.

За дверью музыка. Не фортепиано. Что-то более современное, но медленное и красивое.

Приоткрываю дверь.

Хореографический класс… зеркала… несколько девушек застыв в растяжках наблюдают за парой…

Софья…

На секунде мне кажется, что она обнажена и я застываю, пытаясь проморгаться. Не обнажена. Обтягивающий гимнастический купальник бежевого цвета. Ее бедра не уступают в изящности и фигуристости ее щиколоткам, которые мне уже довелось разглядеть. Обнажены… и только несколько невесомых лепестков полупрозрачной ткани от талии. Стопа изогнута словно крыло чайки. Пальцы и кисти рисуют узоры, порхая вместе с копной волос. Не фортепиано… Подхватив за тонкую щиколотку партнер тянет Софью в вертикальный шпагат и делая поддержку красиво прогибает над собой. Смотрю на его отражение в зеркале.

Ванечка…

* * *

Ну а что такого случилось, в конце концов?

Подумаешь…

Чего ты так взвилась Фея?

По факту – пустая ситуация. Я должен знать о своих сотрудниках все, и я изучаю.

Да, неоднозначно зашел к вам в гости, обозначив не совсем верный наш с тобой статус. Но объяснишься… Делов-то?

Или твой Ванечка даже иллюзию конкуренции не потянет?

Летит…

Быстро ставлю телефон на зарядку.

Открывает переднюю дверь, падает на сиденье.

На лице словно судорога. Закусывает щеки изнутри. На меня не смотрит.

Пальцы дрожат, сжимая лямку рюкзака.

– Софья… У меня сел телефон. Зачем так нервничать?

– У вас «село» чувство такта!

Прищуренный взгляд на меня. Ее рука ловкой змейкой дергается к моему телефону.

Но я на секунду быстрее и перехватываю. Зарядка у меня полная.

– И это у меня село чувство «такта»? – поджимаю губы, чтобы не улыбаться.

– Уверена, что телефон у Вас заряжен полностью.

– Даже, если так…

– Вы так привыкли врать и притворяться в своей работе, что делаете это на автомате, прикрывая свою трусость сказать правду! Вы сделали всё это намерено!!

– Зубки, Софья! – одергиваю ее я. – Мои клыки солиднее. Выдыхай. Ничего не случилось критичного.

Наверное, стоило бы извиниться, но я не могу. Не так уж я и привык «врать».

Сжимая кулаки закрывает глаза, ложась спиной на сиденье. По щекам начинают бежать слёзы.

Ай… Это уже читерство!

– Прекрати. Я ничем тебя не обидел.

Отворачивается к окну.

– Вы отбираете у меня всё.

– Я очень много тебе даю. И твоей сестре.

Молчит.

– Спасибо, – но в голосе все равно обида.

– Где ты танцуешь?

– Уже – нигде.

– Из-за того, что я просто зашел на репетицию?!

Что за чушь?!

– Нет. Не из-за этого.

– Рассказывай…

– Это Вас не касается.

– Меня касается всё. Ты в моём… полном распоряжении, и я должен знать о тебе всё. Итак, где ты танцевала?

– Театр сломанного танца.

– Бауш?

– Наш руководитель ее ученик.

Мы уже опаздываем на сделку, и я трогаюсь, выезжаю на дорогу.

– А это был твой партнер?

– Это был наш хореограф.

– Я так, понимаю, не только хореограф?

Иначе, чего так тебя зацепило мое появление? Да и переписки ваши не оставляют других интерпретаций. А ваш вахтер так неприятно был удивлен тому, что ты «моя девушка».

– Моя личная жизнь тоже в Вашем распоряжении?

– В каком-то смысле – да. Я должен знать. Не детали, конечно, но…

– Да. Не только.

– А почему ты сказала, что больше не танцуешь?

– Когда-то я была в первом составе. Заболела Елизавета, мне пришлось уйти во второй. Учеба, работа… Потом, я попала в рабство. И пришлось уйти в третий. На сцену третий состав практически не выходит. Пара репетиций в неделю, чтобы не терять форму и всё. Что-то еще?

– Не огрызайся. Сожалеешь, что приняла мое предложение?

– Нет. Спасибо за возможность помочь сестре. Но нашу с ней квартирку все равно придется продать. Поэтому моё рабство не имеет смысла.

– Так… вот тут не понял. Как дела у Елизаветы?

– Страшно… – вздыхает она. – Чтобы почка прижилась, полностью убивают иммунитет. У нее теперь СПИД. Не вирусный. Она живет в клинике, в «чистой комнате». У нее начинается РОТ, реакция отторжения и неизвестно, чем это закончится.

– РОТ? Что-то пошло не так?

– В разной форме он есть у всех после трансплантации. Как пройдет у нее – никто не может предсказать.

– То есть, все идет по плану?

– В целом, да.

– А что с квартирой?

– Елизавета все равно в больнице, и мы ее сдали полгода назад. Но теперь аренда не покрывает расходов на содержание Лизы в клинике. И мы решили продать.

– Я мало тебе плачу?

– Если я ее продам, то смогу полностью отдать Вам долг. И быть свободной. Часть уйдет на содержание Елизаветы и лекарства…

– А когда она выйдет из больницы, то поедет жить на вокзал?

– Нет! – гневный взгляд.

– Я оставлю небольшую сумму, чтобы купить квартиру в Пушкино. Наши родители были оттуда родом.

Были?..

– И мы уедем отсюда.

Нет, не уедете!

– Софья. А если почка не приживется и придется идти на второй заход?

Закрывает лицо руками.

– Я молюсь, чтобы прижилась.

– Да и я уже тебе сказал, про срок контракта. Денег я твоих не возьму. Не трогай квартиру. Это теперь бессмысленно. Сколько денег нужно в месяц на Елизавету?

– Шестьдесят.

– Аренда квартиры?

– Сорок.

– Нормально. Справишься.

* * *

На повороте эвакуатор забирает тачку, перегородившую движение по моей стороне. В объезд далеко…

Достаю пакет с документами.

Значит, Михаил Иванович Приходько. Наша доля тридцать восемь метров, его – тридцать четыре. Наша – направо от коридора, его – налево. Коридор кухня и остальное – общая долевая для совместного пользования.

Набираю Кита.