Еще какое-то время Анна держала трубку возле уха, слушая гудки. «Откуда она знает про мой день рождения? Я никому здесь об этом не говорила».

– Мам, ма-а-ам, ма, мам! – оторвал меня от размышлений крик дочери. Римма проснулась.

Борис сделал мне шаг навстречу, я – два. Я не соблюла дистанцию! И мы начали открывать друг друга, в спешке, разбрасывая одежду, открывали консервным ножом, без боязни порезаться острым краем разочарования. Мы открывали друг друга, как открывают шампанское, чтобы пробка вылетела как можно дальше. Мы разлили друг друга в бокалы и пьем, пузырьки тешат наше самолюбие. Постепенно оно выдыхается, унося пеной легкость и новизну, но нас это не пугает. Уже недалек период развал-схождение, когда отношения ветшают, поскольку все хотят быть любимыми, но мало кто умеет любить. Только думать некогда, потому что близость – это полное отсутствие дистанции.

– Здесь нет каких-то фантастических построек, зато тут Италия именно такая, которой она является на самом деле. Здесь сохранился ее дух, потому что нет туристов, которые могли бы этот дух из города испустить. Местные любят сюда приезжать, чтобы отдалиться от суеты, я тоже люблю. Здесь культура. Если центр Рима – это классицизм, то Гарбателла – модернизм. Нравится?

– А тебе? – встала перед Борисом Анна, начав свою любимую игру.

– А ты не заметила? – принял я условия игры.

– Чем?

– Ты не умеешь привязывать. Очаровывать – да, вязать – нет. В этом твоя сила. У тебя нет никаких сомнений, что ты лучшая женщина на свете, а я – лучший мужчина. Наша сила в том, что мы не пытаемся уберечь свои отношения. Отношения не контролируют нас, мы – их. Руки наши лежат друг на друге, а не на пульсе. Нет расспросов о времени, проведенном отдельно, желания все знать друг о друге, стремления все время быть на связи.

– Согласна. Но романтика не может быть вечна, у нее нет способности стареть.

– Старая романтика, звучит забавно. Сейчас я тебе покажу одно романтическое место.

Через несколько минут мы вышли к необычному фонтану.

– Фонтан Карлотты. Здесь обычно встречаются римские влюбленные.

– Перестань, это как с лучшей лазаньей, лучшей пиццей, в Риме, куда ни плюнь, везде она лучшая. То же самое и с фонтанами. Почему любовники их так обожают?

– Туда можно бросать монетки.

– Я так и знала. Похоже на памятник воздушному шару, – разглядывала фонтан со всех сторон Анна, потом нагнулась к струйке воды, которая на этот раз текла из уст девушки, и умыла лицо. – Пить будешь? – спросила она Бориса.

– Белое?

– Я бы сказала – прозрачное, холодное, вкусное.

– Буду, – прильнул к губам мраморной девицы Борис. – Боже, какая она вкусная, – улыбался он, довольный жизнью… Он потолкал воду во рту и проглотил.

– Ты верующий?

– Да, иногда я хожу в храм.

– В храм?

– Да, для этого достаточно положить руку на твои купола, все, ты под покровительством, мое мужество под защитой.

– Шалун. Опять не соблюдаешь дистанцию. Кажется, я к тебе привязалась.

– Не привязывайся ни к чему, это ни к чему.

– Может быть, в детстве мне мало читали сказок, скорее всего совсем не читали.

– Пришлось рано научиться читать? – улыбнулся Борис.

– Да, сама, сама, сама. А все время хотелось волшебства. До сих пор.

– В Риме полно волшебников и других воришек.

– Душу разворовывают потихоньку, пока общаешься не с теми.

– Я тоже все время думаю: «Какая польза от людей, если они не умеют создавать волшебство?»

Рядом с площадкой – большой фонтан, дети лезут в него, словно вместо воды там льется лимонад. Родители следом: «Не лезь в фонтан», «Отойди от фонтана, я кому сказала». Дети лезут из любопытства, родители – остудить нервы.

– Прямо «Сладкая жизнь», – вспомнила я фонтан Треви.

– Или «Римские каникулы», – поняла меня психолог, с которой мы стояли рядом.

– Который из них ваш?

– У меня нет детей. Я много лет работаю психологом, но своих детей иметь не могу.

– Извините.

– Ничего. Я уже привыкла. И вы меня извините, что часто даю советы, хотя с радостью променяла бы все свои знания на бессонные ночи, кричащего малыша и мокрые пеленки. Все до единого.

– Я вас понимаю.

– Это вряд ли, потому что у вас есть ребенок.

Какие-то из родителей не выдержали и уже полезли за своими в акваторию, что еще ярче напомнило мне римский фонтан. Нептун на колеснице в сопровождении тритонов и гиппокампов. По бокам от морского владыки обеспокоенные статуи раздобревших мам, одна из них олицетворяла здоровье, другая – изобилие.

Пробраться к фонтану днем практически нереально. Детей так много, что своего найти будет непросто. Можно долго ждать, пока освободится место у края фонтана.

– В Италии везде конкуренция, даже среди творцов, поэтому надо пользоваться моментом. Раньше на месте фонтана был стадион и рыночная площадь, соревнования атлетов постепенно сменились битвой за клиента среди торговцев, еще позже – соперничеством двух именитых скульпторов. Противостояние баловня судьбы Бернини и трудяги Борромини стало уже настоящей легендой. Один построил церковь, другой – фонтан, – не спеша выдавал мне местные тайны Борис, пока мы пробирались к воде.

– Каждый считал другого антискульптором, – улыбнулась я.

– Это мягко сказано, у них что ни памятник, так противостояние.

– А дворец кто построил? Только не говори, что Микеланджело.

– Луиджи Ванвителли.

– Такое впечатление, что во дворце кран забыли закрыть.

Борис рассмеялся, потом добавил:

– Имперские привычки – все акведуки заканчивать фонтанами.

– Хорошая привычка. Такое впечатление, что вода вытекает из стен дворца.

– А, это… это все поэты, – пренебрежительно бросил Борис. – В Палаццо Поли княгиня Зинаида Волконская когда-то держала литературный салон. Гоголь здесь впервые читал «Ревизора».

– Ты хочешь сказать, поэты льют воду?

– Ой, я не хотел тебя обидеть. Я вижу, ты стихи пишешь?

– А кто их не пишет?

– Я не пишу.

– Ты тоже пишешь, только красками.

– Почитаешь мне что-нибудь? – наконец они протолкнулись к мраморному берегу фонтана.

– Может, не стоит?

– Давай. Будет что вспомнить.

Я скучаю, скучаю дико, – начала играться с водой Анна, будто ребенок, который в стеснении не знал, чем ему занять руки.