Когда я подошла к дверям бутика, Леша, давно научившийся не фокусировать взгляд на посетителях, на автомате завел: «Мы…»

– Не старайся, – засмеялась я, – свои идут.

Алексей запнулся, моргнул и вышел из состояния зомби.

Я помахала рукой.

– Ку-ку! Проснись и пой! Совсем от жары одурел?

– Козлова… – прошептал охранник, серея на глазах. – Ты откуда?

– Оттуда! – в рифму ответила я.

Леша отшатнулся к стене.

– Оттуда? – с ужасом повторил он. – Оттуда… И как там?

– Замечательно, – фыркнула я, – тепло, светло и зарплата большая. Ты угорел? Надышался выхлопными газами? Хочешь, я позвоню Константину и попрошу, чтобы тебя на время сменили?

Алексей круто развернулся и убежал в глубь бутика. Я, пожалев парня, прокрутилась в двери, очутилась в торговом зале и медленно пошла в офис. Через секунду стало ясно: что-то сегодня не так в датском королевстве.

Я не начальница над продавцами, они подчиняются управляющей этажа и директрисе магазина. Но все они стараются поддерживать со мной и Леной Водовозовой дружеские отношения. Мы, бьюти-модели, подданные всемогущего Арни, повсюду ездим вместе с Франсуа, с ним на «ты» и в перспективе сами можем стать известными стилистами. «Бак» постоянно расширяется, место профессионалу всегда найдется. Водовозова работает у Звягина дольше, чем я, поэтому она помощник француза-мэтра, а я ассистент, то есть моя должность на ступень ниже. Но прошлой осенью, когда Арни презентовал новый весенний макияж и ему потребовалась еще одна девушка для презентации, именно я вытащила из-за прилавка с шампунями похожую на испуганного зайчика Валю Родионову и представила ее гуру макияжа. И таким образом стала для нее богиней судьбы. На показе Валентина понравилась Амалио Бланка, владельцу одного из самых крупных испанских магазинов, и тот предложил Родионовой сняться в рекламе. Ну и понеслось: Валечкины фото бросились в глаза главному редактору местного «Вога», и сейчас девушка с триумфом шествует от фирмы к фирме, получая дорогие контракты.

Все наши продавщицы мечтают повторить успех коллеги, поэтому мое появление у прилавков вызывает у них экстаз. Но сегодня никто из сотрудниц со мной не поздоровался. Более того, когда я, немало удивленная объявленным мне общим бойкотом, сказала Олесе, маячившей у стенда с тушью: «Привет, как дела?» – та вдруг присела и закрыла голову руками.

Покупательницы ничего не замечали, сосредоточенно нюхали содержимое баночек, тестировали губную помаду, а вот на работниц фирмы «Бак» напал столбняк.

Решив выяснить у Ленки, что стряслось, я толкнула дверь офиса, увидела Водовозову, уткнувшуюся носом в компьютер, и громко воскликнула:

– Я объявлена персоной нон грата? Прошел слух, что я выбросила из косметички набор «Бака», купила себе помаду «Сладкие губки» производства Зафиганска, и теперь меня надо распять?

Подруга крутанулась на стуле, уставилась на меня, завизжала, сползла на пол и юркнула в щель между шкафом и стеллажом с папками.

Я потрясла головой и приблизилась к ней.

– Водовозова! Бонжур! Встряхнись! Ты что вчера пила? Я не Годзилла, не инопланетный мутант и даже не обычная мышь.

– Степочка, – зашептала Ленка, – прости, прости! Я не хотела… Не трогай меня, пожалуйста! Я ни в чем не виновата! Ты пришла отомстить, да?

– Козлова, ты жива? – завопил за спиной знакомый голос.

Я оторвалась от созерцания обезумевшей Водовозовой, обернулась и ответила:

– Здрассти, Ирина Марковна. Странный вопрос вы задаете. С какой стати мне умирать? Я еще молода, не больна, здоровее всех лошадей.

Клюева схватилась за телефон.

– Константин! Она пришла на работу. Кто, кто… конь в пальто! Я о Степаниде говорю! Немедленно сними некролог.

– Некролог? – ахнула я. – Чей?

Водовозова на карачках выползла из укрытия и схватила меня за руку.

– Ты жива?

Я оскалила зубы, вытаращила глаза и завыла:

– У-у-у! Зомби наступают! Сейчас, Лена, я высосу твой мозг!

Подружка завизжала и шарахнулась к стене.

– Прекратите обе! – заорала директриса. – Водовозова, не дури. Произошла ошибка, ты нас всех ввела в заблуждение.

– Но я сама видела, как ее убил маньяк, – еле слышно прошептала Лена.

– Ты видела, как меня лишает жизни преступник? Угарно! Почему не бросилась отбивать жертву? – полюбопытствовала я. – А где это произошло? На Луне? Ты летаешь туда по ночам на швабре? Знаешь, стань я свидетелем чьей-то попытки убить тебя, мигом бы долбанула гада по башке тем, что под руку попалось. Елена, ты меня глубоко разочаровала. Никогда не пойду с тобой в разведку. Меня насилуют, ножом режут, а чем занята Водовозова? Смотрит на это безобразие? Или ты снимала действо на камеру, чтобы скинуть запись в Интернет? Лена, если в твоем доме взорвался газ, убегай до того, как сообщишь об этом в своем твиттере.

– Вот, снял… – сказал Константин, входя в комнату с плакатом в руке. – Куда его теперь? Нинка старалась, особым пером писала, не на принтере распечатала. Жаль выбрасывать такую красоту.

Я вырвала у него лист ватмана, развернула его и через пару секунд выпалила:

– Блин!

Мне не нравятся люди, употребляющие нецензурную лексику, а вырвавшееся у меня словечко давно приравнено именно к ней. Но вы простите меня, когда узнаете содержание текста.

«Администрация бутика и совет директоров фирмы «Бак» с прискорбием сообщают о кончине бьюти-модели Степаниды Козловой, последовавшей сегодня ночью при трагических обстоятельствах. Вечная память нашей коллеге. Мы никогда ее не забудем. Информация о дате прощания с Козловой будет оглашена позже путем рассылки адреса по электронной почте». В центре листа находилось мое фото, взятое из последней съемки для каталога – я в розовом парике, с красным носом и китчевым макияжем изображаю клоуна. Это Франсуа вдохновился посещением цирка.

– Отличный снимочек для некролога, – прошипела я. – И текст зашибись. Долго сочиняли?

Ирина Марковна глянула змеей на Водовозову, Лена произнесла каноническую фразу:

– Не виноватая я.

– Нинка так старалась, – снова огорчился Константин, – больше часа буквы перышком выводила. А теперь выбросить придется? Вот жалость!

– Ирина Марковна, она живая? – закудахтала из коридора старшая продавщица Жанна.

– Да! – коротко рявкнула директриса. – А вот Водовозова сейчас склеит ласты.

– Девочки! – заверещала Жанна, обернувшись назад. – Кто говорил: «Зомби, зомби…»? Степашка не умирала!

Дверь нашей каморки распахнулась, внутрь, забыв о субординации, начали вваливаться продавцы. Они обнимали меня, целовали, щипали до тех пор, пока обозленная до крайности Ирина Марковна не завизжала: