– Выключи свет, – сумела сказать я.

Кровать шевельнулась, и через секунду светлая щель междуподушкой и лицом погасла. Я подняла голову – в комнате было почти совершеннотемно. Мы с Роаном уснули перед самым рассветом. На улице должно быть светло. Ясела и огляделась. Почему-то я не удивилась, что возле выключателя стоитДжереми. Роана я не искала. Я знала, где он: в океане в своей новой шкуре. Онне бросил меня без защиты, но покинул меня. Наверное, это должно было ранитьмои чувства, однако не ранило. Я вернула Роану его первую любовь – море.

Есть старая пословица: не становись между фейри и егомагией. Роан был в объятиях возлюбленной, и это была не я. Может быть, мыникогда не свидимся, а он не попрощался. Если бы мне было нужно что-то, что онмог бы дать, мне достаточно было бы пойти к морю и позвать его – он придет. Нолюбви он дать мне не сможет. Я любила Роана, но не была в него влюблена. Темлучше для меня.

Я лежала одна на смятых простынях, глядя в черные окна.

– Сколько мы спали?

– Сейчас восемь вечера, пятница.

Я соскочила с кровати:

– Боже мой!

– Я так понял, это нехорошо – тебе оставаться п городепосле темноты.

Я посмотрела на него.

Он стоял у двери, возле выключателя. В темноте не очень быловидно, но, кажется, он был в одном из обычных своих костюмов – безупречносшитом, изящно сидящем и элегантном. Но ощущалось в нем какое-то напряжение,будто он хотел сказать что-то другое, более прямо, или, быть может, он что-тознал. Что-то не слишком хорошее.

– Что случилось?

– Пока ничего, – ответил он.

Я уставилась на него:

– А почему ты думаешь, будто что-то должно случиться?

Вопреки моим усилиям голос мой прозвучал подозрительно.

Джереми рассмеялся:

– Ты не волнуйся, я никому не звонил, но полиция уженаверняка всем позвонила. Не знаю, от кого ты скрывалась все это время, но еслиот слуа – Воинства, – то ты в серьезной беде.

Слуа – грубое название низших фейри Неблагого Двора.Вежливое название – Воинство. Грубое название первым пришло на ум. Ну ладно.Только другой неблагой может сказать "слуа", чтобы это не прозвучалосмертельным оскорблением.

– Я – принцесса Неблагого Двора. Чего бы мне от нихпрятаться?

Он прислонился спиной к стене:

– Да, в этом и весь вопрос, не правда ли?

Даже сквозь темноту комнаты я ощущала тяжесть его взгляда,его напряженность. Среди фейри невежливо задавать прямые вопросы, но он – оночень хотел задать. Этот непроизнесенный вопрос завис между нами в воздухе, какнечто осязаемое.

– Беги-ка в душ, как хорошая девочка. – Он поднялс пола сумку. – Я тебе одежду принес. Фургон ждет внизу, там Утер и Ринго.Отвезем тебя в аэропорт.

– Помогать мне может оказаться опасно, Джереми.

– Тогда поторопись.

– У меня нет с собой паспорта.

Он бросил на кровать завернутый в бумагу пакет. Тот самый,который лежит у меня в машине под сиденьем. Мои новые документы, новаяличность.

– Как ты догадался?

– Ты прячешься от человеческих властей, своих...родичей и их прислужников уже три года. Ты не дура. Ты знаешь, что тебя найдут,но у тебя есть план, как скрыться. Я бы посоветовал в следующий раз хранитьтайные бумаги где-нибудь в другом месте. Под сиденье я заглянул почти сразу.

Я посмотрела на пакет, потом на Джереми.

– Это не все, что там было.

Он распахнул пиджак, как манекенщик на подиуме, демонстрируябезупречную плавную линию рубашки и галстука. Но на самом деле он показалпистолет, заткнутый за пояс. Просто темный контур на фоне светлой рубашки, но язнала, что это девятимиллиметровый "Леди Смит", потому что пистолетбыл мой. Из кармана Джереми достал запасную обойму.

– Еще одна коробка обойм есть среди твоих вещей.

Он положил пистолет на заклеенный пакет и обошел кровать,так что теперь она стояла между нами.

– Кажется, ты нервничаешь, Джереми.

– Разве у меня нет для того оснований?

– Ты нервничаешь из-за меня. И я не думаю, что на тебяпроизвела впечатление королевская кровь.

Он поднял левую руку.

– Скажем так: Слезы Бранвэйн очень медленновыветриваются. Прими душ.

– Я больше не чувствую силы этих чар.

– Рад за тебя, но поверь мне насчет душа.

Я посмотрела на него:

– Тебя волнует, что ты видишь меня голой.

Он кивнул.

– Приношу за это свои извинения, но именно поэтомуРинго и Утер остались в фургоне. Чистая предосторожность.

Я улыбнулась ему и поймала себя на том, что хочу подойти кнему ближе, сократить эту тщательно соблюдаемую дистанцию. В этом смысле я нехотела Джереми, но позыв увидеть, насколько я его могу очаровать, присутствовалтемной мыслью. Это не похоже на меня – искать край с друзьями. С врагом – можетбыть, но не с другом. Было это остаточным побуждением от прошедшей ночи, илиСлезы подействовали на меня сильнее, чем я думала?

Я не стала размышлять на эту тему, а повернулась и пошла вванную. Быстрый душ – и ехать в аэропорт.

Через двадцать минут я была готова, хотя волосы еще не доконца просохли. Я оделась в темно-синие слаксы, изумрудно-зеленую кофточку итемно-синий жакет под цвет штанов. Джереми еще выбрал черные чулки и туфли нанизком каблуке. Так как никаких других туфель у меня не было, то и не важно. Новсе остальное...

– В следующий раз, когда будешь собирать мне вещи длябегства от смерти, прихвати пару кроссовок. Туфли, даже йа низком каблуке, дляэтого не созданы.

– У меня никогда не было с ними проблем, –возразил он, сидя на кухонном стуле с высокой спинкой.

Он сидел свободно откинувшись, и даже этот стул казалсяудобным, когда на нем сидел Джереми. Какое-то было в нем излишнеесамообладание, такая напряженность, что трудно было бы говорить о кошачьейграции. И все же чем-то он напоминал кота, свернувшегося на стуле. Только котыне позируют. Они такие, как есть. А Джереми явно позировал, стараясь изобразитьнепринужденность и легкость.

– Извини, что забыл твои карие контактные линзы. Хотяэто и не проблема, мне нравятся глаза нефритово-зеленые, поражающие. Подходятпод цвет кофточки, хотя слишком по-человечески. Я бы еще больше добавил рыжегов волосы, сделал их менее темными.

– Рыжие волосы заметны даже в толпе. Гламорпредназначен, чтобы скрываться, а не выделяться.