Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие читатели скажут после этого определения, что автор совсем обнаглел. Но если у читателя есть голова, то пусть присмотрится к тому, чем и как занимаются нынешние руководители СНГ. Тем более что творческий процесс работы, например, парламента был одно время хорошо виден. Вот в парламент поступает запрос. Разве над ним мучаются, его обсуждают, перебирают решения? Нет, во всех парламентах регламент не дает обсуждать вопрос до выяснения истины. Вопрос направляется на рассмотрение в комиссию, в аппарат! И закон, то есть решение парламента, рождает аппарат. Думают ли парламентарии, когда принимают закон? Нет! То, что они делают,— это имитация кипучей деятельности. Программу «500 дней», написанную заумными академиками на 900 страницах, парламент России принял за один день! А «неработающие» законы?
Присмотритесь к деятельности президентов. Даже лучшие из них зачастую отменяют свои же указы, а это прямое подтверждение того, что они не читали, не думали над ними, когда подписывали. Кто из президентов СНГ способен рассказать о своей политике, о ее принципах в более или менее сложных вопросах без подготовленного аппаратом доклада? В этом смысле, конечно, отличался Ельцин: он к сентябрю, например, уже не помнил, какие вопросы ставились народу на апрельском референдуме, даже заседание своего кабинета министров он вел, читая свое выступление по бумажке.
И, наконец, третий тип «творческой» деятельности — выпросить деньги. Раньше они ездили за деньгами к Брежневу, в Политбюро. Теперь Политбюро нет, но есть буши,... и прочие. И президенты старательно ездят к этим суррогатам генерального секретаря и Политбюро, но все с тем же вопросом — просят деньги. Ни у кого даже мысли нет, что СССР 70 лет обходился без иностранных денег, без подачек, что деньги можно заработать, умело управляя Делом. Они ведь никогда Делом не управляли, они не умеют этого, они умеют только просить, поэтому и просят. И вполне искренне считают, что эти просьбы, эти доллары, эти подписи на бумаге и есть то, за что народ их должен любить и ценить. Эти люди и не догадываются о том, что является их Делом, зачем они нужны стране.
Я понимаю, читатель, если бы эти слова написал Рональд Рейган, ему бы немедленно поверили, ведь он был президентом. А как об этом может писать какой-то Мухин, который никогда не управлял страной?! Но видите ли, я никогда и не нес яиц. Но ведь это не значит, что вкус яичницы я могу оценить хуже курицы. Да и вы бы легко это сделали, если бы, слушая выступления лидеров, не хватались за скандальные факты, а пытались понять все, что они сказали. Поверьте, это не так трудно, как кажется. Вовсе не трудно понять, что хозяин страны — наши представители, народные депутаты, собранные в парламент. В любом деле слово хозяина — закон. А в стране только парламент создает законы, он, значит, и хозяин. И нетрудно понять, что если хозяин нанимает за свои (наши) деньги сторожа, чтобы он следил за исполнением его законов, в том числе и за исполнением закона «Не воровать», то и в государстве есть такой сторож — генеральный прокурор. И если в хозяйстве воруют, то хозяин вполне может спросить сторожа, почему воруют и что сторож делает, чтобы не воровали?
Устранившемуся от Дела бюрократу становится крайне важно, если не быть, то по крайней мере казаться этаким деловым, заботливым, «слугой царю, отцом солдатам». Показывать себя слугой царю нужно царю, но как показать, если ты не хочешь управлять Делом, не хочешь за него отвечать? Здесь главным становится отчет об исполнении мудрых указаний царя. Отчет становится самоцелью. Из приведенных выше примеров (особенно это видно на примерах различных контролеров) следует, что в основе мотивов, которые двигают бюрократом, лежит желание красиво отчитаться в своей полезности царю. А у людей, которые стоят при Деле и которые обязаны создать условия для красивого отчета, возникают условия, когда они обязаны делать все с точностью до наоборот. И это естественно.
Если устанавливают показатель, который исполнитель обязан повышать и за недовыполнение которого грозит наказанием, то исполнитель Дела для собственной безопасности обязан оставить себе резерв исполнения и добиваться от начальства и аппарата, доказывать им, что данный показатель надо немедленно снизить. Это понимает и вся лестница управления и она так же по возможности добивается ухудшения. Вот пример из заводской практики. Считается, что если начальник цеха недовыполнил на немного какой-то показатель (к примеру, его себестоимость продукции составила 100,1%), то он плохо работает, не следит за затратами и прочее, поскольку такую величину, как 0,1%, всегда можно сэкономить, займись он ею хотя бы 29-го числа. За это накажут. Но если он уменьшил затраты и себестоимость продукции составила всего 85% заданной, то его, конечно, не накажут, но обругают и назовут дураком, так как он показывает начальству резерв, а его надо держать в тайне. Он будет вынужден делать бессмысленные траты, лишь бы выйти на 99,8%. На практике заводские руководители не дают недовыполнять показатели, но и не дают перевыполнять их, хотя формально за этим может последовать награда. Однако резерв зачастую важнее награды.
Если бы не было указания сверху об этом показателе и начальство не заставляло его выполнять, промышленность, да и экономика в целом давно бы добились больших успехов. Отчет, как и любой контролер, губит Дело, но для подавляющей массы бюрократии он единственный способ заявить о себе.
Это одна сторона деятельности бюрократа — «слуга царю», но есть еще и другая показуха — «отец солдатам». Для этого бюрократ выезжает брататься с народом, идет в массы, показывает себя этаким простецким, заботливым дядькой. Это чистейшей воды рекламный трюк, но на прессу он действует безотказно. Прессу ведь не интересует, что делается за кулисами, почему дезорганизуется работа всего управления и вообще работа на десятки километров вокруг начальника, в массах. Немного поговорим и об этом.
Вот образец бюрократического шоу. Биограф наркома металлургии Тевосяна пишет, что нарком, посещая заводы, любил стать к печи на место сталевара и провести плавку. Вот, дескать, насколько простой был мужик, специалист, тонко чувствовал и знал металлургию! Но здесь есть и другая сторона: если министр в городе, то рядом с ним должны быть руководители города и области, директор завода, главный инженер, начальник цеха и еще масса людей, чьи пояснения, возможно, потребуются министру. Эти люди, бросив свою работу, обязаны стоять 4—5 часов в цехе, не приспособленном для такой толпы, и смотреть, как министр развлекается у печи. Тут же стоит и сталевар, которому и деньги платят, и работать не дают. Министр не работает — устраивает шоу, а масса высокооплачиваемых и занятых специалистов вынуждена изображать перед министром зрителей.
А вот еще пример, может, несколько более сложный. В декабре 1989 года землетрясением был разрушен город
Спитак. Оставим в стороне трагическую сущность события и обратимся к деловой, поскольку только деловая активность системы управления СССР могла уменьшить масштабы трагедии. В самом факте разрушения города не было ничего, что могло бы стать неожиданностью. Советский Союз непрерывно готовился к ядерной войне, в результате которой появились бы тысячи разрушенных городов. Для спасения людей существовала служба гражданской обороны страны с множеством генералов во главе. По идее, для этой службы землетрясение должно было бы стать незначительным происшествием. Казалось бы, эти генералы уже до тонкостей обдумали технологию спасения людей из разрушенных зданий. О какой технологии идет речь? Когда здание разрушается, часть обломков осыпается внутрь его периметра, а часть падает рядом со стенами, образуя у остатков стен откосы. В этих откосах живых людей быть не могло, они уже были раздавлены падающими обломками. Живые могли находиться только в центре завала, в первых этажах, которые меньше всего разрушаются. Но, накрытые сверху и со стороны окон и дверей обломками, эти люди были, как в склепе. Возник чисто инженерный вопрос: как побыстрей до них добраться? Можно сверху, снимая подъемными кранами обломок за обломком. Но здесь имеются минусы. Нельзя поставить на спасение людей сразу много рабочих: один-два стропальщика на кран да сварщик — перерезать арматуру и варить петли. Это очень медленный процесс. Кроме этого, любой подъемный кран берет тем больше груза, чем ближе этот груз к крану. Чтобы снимать большие плиты, крану нужно подъехать к самой стене, но... мешают обломки откосов. Следовательно, обычные автомобильные краны типа «Ивановец» оказались малопригодными, требовались дефицитные краны типа японских «Като». Но был и другой способ: быстро отодвинуть обломки от стен мощными бульдозерами, освободив двери и окна, и пустить внутрь специалистов, способных работать в таких условиях (горных спасателей и шахтеров). Этот способ безжалостен к мертвым, но позволяет максимально быстро добраться до живых. Извлечением трупов можно было бы заняться позже.