В общем, отец не любил Шеридана. Наверное из-за отцовских чувств я все эти годы и подавляю в себе свои чувства к Кирану. По крайней мере я прикрывалась этой мыслью первые два-три года, потом, когда отец стал пить и забыл о моём существовании, я поняла, что на самом деле я скрываю свои чувства не потому, что я вся такая максимально благородная, а потому что я банальная трусиха. За все эти годы я заговаривала с Кираном Шериданом от силы раза три: когда он случайно попал по мне баскетбольным мячом, когда нам однажды выпало общее лабораторное задание по биологии и когда наш классный руководитель попросил меня передать ему домашнее задание на дом. Он тогда слег с кишечным гриппом, а после контакта с ним слегла и я (да какого там контакта?! я просто вручила ему тетради и поспешно развернулась).

Фак!.. Киран же даже подозревать не может о том, что я к нему неравнодушна. Мы крутимся в совершенно разных компаниях – он в более “правильной и спортивной”, а я в “менее правильной и музыкальной” – и хотя мы с ним входим в тройку самых умных ребят в классе (+ Камелия Фрост), наши взгляды пересекаются от силы пару раз в год, и то по счастливой случайности. Однажды я пыталась признаться ему в любви, но дело прогорело. Зато теперь о том, что я влюблена в Кирана Шеридана, помимо меня знает еще как минимум один человек. Более дурацкой ситуации со мной не случалось: на прошлый День святого Валентина я решила вскрыть карты, поэтому составила трогательную открытку и незаметно запустила её в шкафчик Шеридана, при этом не забыв подписаться. На большой перемене ко мне подошел младший брат Эйприл Монаган Тео, учащийся на класс ниже, и незаметно вернул мне открытку. Оказалось, что перед Рождественскими каникулами Шеридан поменялся с ним шкафчиками, а я об этом даже не знала. Тео коротко пообещал, что никому не расскажет, после чего поспешно ретировался в сторону столовой, пока я прятала открытку в свой рюкзак. Почему-то я не поверила в то, что Тео удержит язык за зубами, в конце концов он брат Эйприл, а та всегда была чрезмерно болтливой, но шли дни и никто в школе не заговаривал о дурацкой открытке Дакоты Галлахер, неудачно посланной Кирану Шеридану. Даже Эйприл молчала. С тех пор я зауважала Тео, которого прежде едва замечала, и забыла о своем желании рассказать Кирану о своих чувствах. Я надеялась, что выкрасив свои темно-каштановые волосы в розовый цвет я привлеку его внимание хоть как-то, но и это не сработало – я уже третий год с розовыми волосами, а Шеридан словно даже и не видит этого. Единственное, что меня утешает в этой ситуации, так это то, что у него до сих пор нет девушки и что я не одна по нему безответно сохну. В отличие от других девчонок я хотя бы не унижена тем, что глупо хихикаю в разговоре с ним и пытаюсь демонстрировать ему своё декольте – мы вообще не общаемся, а грудь у меня так и не переросла второго размера, как, например, у Челси Динклэйдж, обладающей завидными формами.

Всё-таки безответная любовь – полный отстой. Уж лучше никому о таком не знать. Но, как назло, я знаю об этой форме любви почти всё. К примеру могу привести следующий многоугольник: Чад Патель, возможно, влюбён в меня, я влюблена в Кирана Шеридана, Киран Шеридан не влюблён ни в кого, а в его отца была когда-то влюблена моя мать и сейчас влюблена Афина Фрост, мой же отец был влюблён в мою мать и никогда не был влюблён в эту пьянчужку Глэдис, с которой пьёт и трахается последний год. Глэдис бывшая одноклассница отца, у нее есть три дочери и сын, все они рождены от разных мужчин и все воспитывались в местном приюте, вместо того, чтобы жить с матерью-пьяницей. Все её дети уехали из Маунтин Сайлэнс сразу после выпускного, куда-то в сторону Оттавы, в общем, в такие далекие дебри, в которых никто не будет знать о их тяжелом детстве, проведенном в этом городе. Мне же и Итану приходится терпеть эту пьяную тётку в своём доме лишь потому, что у нее от природы красивая задница, которой она вертит вокруг моего отца. Когда они напиваются вместе, это просто невыносимо… Поэтому я и решила воспользоваться дедовскими отмычками.

У горной реки Колд Найф, реставрацию двух мостов которой закончили только в прошлом году, местный муниципалитет несколько лет назад возвёл дюжину небольших охотничьих домиков с целью развития в Маунтин Сайлэнс туризма. Летом эти домики почти всегда были заняты, зимой почти всегда пустовали, осенью и весной заполнялись лишь наполовину. Охотники и рыбаки обожали это место: и лес, и река практически под носом. Шаг вправо – река, шаг влево – лес. Но сейчас, в ноябре, эти домики пустовали. Я была в этом уверена, потому что наблюдала за ними всю прошедшую неделю: в окнах свет не горит, дым из трубы не идет. Когда я услышала, как Киран Шеридан сказал Заку Оуэн-Грину о том, что не сможет пойти на устраиваемую им и его сестрой вечеринку в честь Хэллоуина, я откровенно расстроилась, так как днем ранее пообещала Пэрис Оуэн-Грин прийти, тайно надеясь на то, что хотя бы после выпивки смогу подкатить к Шеридану на этой дурацкой вечеринке в каком-нибудь дурацком ведьмовском костюме. Но Шеридан ясно дал понять, что не придет, и мне стало неинтересно. У Итана были свои планы на этот вечер – он уходил гулять с друзьями по волейбольной команде, а я не хотела ни оставаться одна в компании пьяной в хлам Глэдис, лежащей в нашей гостиной на нашем диване, ни идти на вечеринку, на которую не придёт Киран… В общем, я решила уйти из дома. Я давно мечтала собрать вещи и куда-нибудь сбежать, но осознавала, что дальше Дэф Плэйс мне едва ли удастся удрать, так как дальше лежат непроходимые леса, за которыми гудят и светятся никогда не засыпающие мегаполисы, но больше всего меня останавливала мысль о том, что при неудачном побеге вернёт меня к отцу именно Гордон Шеридан. И что после такого он скажет своему сыну? “Не водись с этой девчонкой, она из дурной компании”? Но мечта сбежать была. Такая крепкая, такая живучая, что я решила осуществить её хотя бы немного, хотя бы на пару дней…

Взяв с собой теплые вещи, кое-что из еды, пару недочитанных книг и учебники на понедельник, я вышла из дома тридцать первого октября в 23:00 ровно. Меня не видел никто, кроме пьяной в хлам Глэдис, и никто не знал, куда я направляюсь.

Вернее было бы сказать не “Дакоту Галлахер нашли”, а “Дакота Галлахер нашлась”. Она просто шагала по улицам Маунтин Сайлэнс в направлении школы, где её и перехватили. Сейчас передо мной стояла шестнадцатилетняя девчонка с весьма миловидным личиком, выкрашенными в темно-розовый цвет и с отросшими черными корнями волосами длинной до плеч. Темные глаза подведены черным карандашом, в ушах блестит мириада разномастных гвоздиков, из-за шиворота свисают белоснежные наушники-капельки, за плечами явно тяжелый рюкзак, слегка кренящий назад тонкую фигурку подростка. Когда эта девочка сформируется в полноценную девушку, она будет весьма красива. Жаль, что того же никто никогда уже не сможет сказать о Челси Динклэйдж, Эйприл Монаган, Пэрис Оуэн-Грин и Зери Гвале. Эти четыре юные девочки навсегда останутся призрачными образами никогда не ставшими взрослыми девушками.

Мы находились в кабинете директора школы, любезно оставившего нас с Шериданом наедине с Дакотой. Нам хватило пяти минут, чтобы понять, что именно произошло: девочка оказалась из умных, отпираться или что-то утаивать не собиралась, так как на данном этапе уже была достаточно запутана в происходящем. В итоге она выложила всё как есть: на вечеринке в честь Хэллоуина, устроенной в особняке Оуэн-Гринов, она не присутствовала, вместо этого решив провести выходные вне дома, который тем вечером оккупировала пьяная подружка её отца. Из минусов такого плана было два важных пункта: 1) она никого не предупредила о своём решении, посчитав, что никто её исчезновения и так не заметит; 2) она взломала замок одного из туристических охотничьих домиков, построенным местным муниципалитетом вдоль той самой реки, вниз по течению которой в злосчастную хэллоуинскую ночь погибли её одноклассницы.