Заняв место директора школы, я сверлила взглядом Дакоту Галлахер, вцепившуюся в меня широко распахнутыми глазами. С того момента, как она узнала о том, что я являюсь агентом ФБР, эти красивые черные глаза ни разу не моргнули. За окном продолжали сгущаться темные тучи, из-за чего холодный свет, включенный директором в конце кабинета перед уходом, казалось, становился всё гуще.

– Челси Динклэйдж и Эйприл Монаган серьёзно погибли? – ошарашенно переспросила девочка, явно не верящая в подобную возможность.

– А еще Пэрис Оуэн-Грин и Зери Гвала, но, раз ты переспросила только о Челси и Эйприл, значит с Пэрис и Зери ты не дружила, – полувопросом, полуфактом произнес Шеридан. Скрестив руки на груди, он сидел на краю стола, во главе которого в этот момент восседала я, сложив предплечья перед собой и упершись на них.

– Я ни с кем из них не дружила… – девочка запнулась. – С Эйприл бывало общалась… У нас с Челси были соседние шкафчики… – она непроизвольно гулко сглотнула. – Меня теперь накажут?.. За то, что меня разыскивали всё это время.

Да, аквалангистов мы, выходит, зря напрягли…

Или не зря?.. Теперь у нас есть почти стопроцентная уверенность в том, что в момент попадания в реку за рулём никого не было – тела возможного водителя так и не нашли.

Я только набрала воздух в легкие, чтобы выдать девчонке что-то вроде: “Нельзя уходить из дома, не предупредив взрослых” или “Ну за взломанный замок в охотничьем домике тебя точно никто по головке не погладит”, – как вдруг дверь слева от Дакоты распахнулась и в ту же секунду в кабинет влетела громадная мужская фигура. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что душащий девочку в объятиях мужчина является её отцом. От происходящего девчонка впала в ещё больший шок, явно не зная, то ли ей взаимно обнимать отца, то ли отпрыгнуть в сторону от страха.

Буквально вжимая девочку в свою грудную клетку, Роджер Галлахер, зарывшись лицом в черные корни её розовых волос, что-то яростно шептал. Я смогла отчетливо разобрать лишь два предложения из десятка: “Прости меня, прости меня, прости…” и “Я больше никогда не буду пить, никогда не буду пить…”. В общем он шептал слишком нечленноразборчиво, чтобы можно было наверняка сказать, что именно в этот момент отец еще обещает своей дочери и чего просит у нее, но я и не хотела этого разбирать. Наоборот, я хотела отвести взгляд в сторону, поэтому направила его в окно, чтобы оценить степень густоты бегущих с севера туч, но вдруг мой взгляд зацепился за лицо Шеридана. Продолжая сидеть на краю стола со скрещенными на груди руками, он внимательно наблюдал за отцом и дочерью.

На секунд пять остановившись на хмурящимся профиле Шеридана, я всё же перебросила свой взгляд в окно, но уже не думала о тучах. Я думала о том, как в свои тридцать восемь этот мужчина, Гордон Шеридан, умудрился сохраниться на тридцать два, в то время как высокий и стройный отец Дакоты, Роджер Галлахер, не смотря на свой образ жизни выглядел ровно на свои сорок два – ни на день старше. Может быть дело в этом городе? Маунтин Сайлэнс консервирует своих мужчин, в худшем случае не давая им состариться больше, чем на свой истинный возраст?

Галлахер наконец отлип от своей дочери и, судя по мгновенно окаменевшему лицу, только сейчас заметил наше с Шериданом присутствие. Красивый голубоглазый мужчина, которому бы только улыбаться, чтобы очаровывать всех окружающих его людей, он, очевидно, слишком сильно привык хмуриться, а разучиться пообещал лишь несколько секунд назад, своей дочери, очевидно похожей на свою мать, так что сейчас пока еще не мог одарить нас хотя бы намеком на улыбку. А мне бы хотелось посмотреть, как мимическая паутинка вокруг его глаз поволокой теплых эмоций окутывает это уставшее лицо. Надеюсь, его дочь это увидит. Красочное будет впечатление.

– Дакота всё это время пряталась в охотничьем домике на берегу Колд Найф, – начал Шеридан. – Вскрыла замок дедовскими отмычками. Мы не обратим внимание на этот… Проступок… И не будем никак её наказывать, но замок необходимо будет починить.

– Сегодня будет починен, – отстраненно произнес Галлахер, не проявив никаких эмоций к собеседнику. Один из неплохих вариантов мужской благодарности – негласная. Присуща тем, кто между собой не ладит, но уважает своего оппонента.

Галлахер вновь перевел свой взгляд на свою откровенно потрясенную дочь, которую всё это время не выпускал, обнимая её левой рукой за плечи:

– Пошли домой… – он подтолкнул девочку к выходу. – Я договорился с директором школы, на сегодня тебя освободят от занятий. Как насчет того, чтобы позавтракать в “Гарцующем олене”?

Дверь за Галлахерами закрылась и в пространстве после них не осталось никакой дыры. Словно их здесь и не было вовсе.

– “Гарцующий олень”, – сдвинула брови я, вдруг вспомнив. – Ты обещал Афине, что позавтракаешь сегодня у нее.

– Кто мог подумать, что Дакота Галлахер объявится, – едва уловимо пожав плечами, ответил Шеридан, но я так и не смогла понять, является ли обнаружение Дакоты следствием его непоявления этим утром в кафе Афины или же первый факт никак не связан с последним.

– Наверное, городским властям стоит подумать над установлением сигнализаций на эти охотничьи домики, – откинулась на спинку мягкого кресла я.

– Ну да, мне только и не хватало во время гроз и прочих природных явлений мотаться по всем отреагировавшим на непогоду и дикое зверье объектам.

– Тебе определенно нужен напарник, – прикусила нижнюю губу изнутри я, слегка сдвинув брови. – А лучше два-три.

– Может, кого-нибудь и выпишут в следующем году. А там через пять лет и Киран подтянется.

– Киран хочет вернуться в Маунтин Сайлэнс после того, как окончит полицейскую академию?

– Тебя это удивляет?

– Отчасти. Не всякий молодой человек может хотеть остаться в провинции, в которой вырос.

– Кирану слишком сильно нравится природа, чтобы он мог желать уехать от нее. Первые пять лет своей жизни он провёл в большом городе, следующие двенадцать в этом захолустье. Говорит, что ни за что не откажется от лесных запахов, дыма от костра и звёзд над головой.

– А вдруг во время обучения в академии он встретит девушку и решит остаться с ней?

– Тогда через пять лет в Маунтин Сайлэнс прибудет новый житель.

– Тебе не кажется, что ты переоцениваешь любовь своего сына к этому месту?

– Ничего подобного. Я сам здесь родился и вырос. Каким бы глухим ни был этот медвежий угол, ни за что его не брошу.

– Но однажды ведь бросил, – повела бровью я.

– Молодости присуща глупость, – пожал плечами Шеридан и, отойдя от окна, посмотрел на меня. – А что ты? Ты – дитя мегаполиса? Смогла бы ты жить и работать в месте, подобном этому?

– Никакое я не дитя мегаполиса… – отчего-то грустно, но с теплотой ухмыльнулась я, вспомнив свои родные края. – А по поводу места жительства и работы: прежде я хотела быть в эпицентре, в самой гуще событий, в сердце системы. Но сейчас ты спросил и мне вдруг показалось, что я бы не отказалась от тишины. Маунтин Сайлэйнс – это, конечно, перебор, но от какой-нибудь провинции поближе к столице я бы сейчас не отреклась.