Дипломатическое объединение двух различных операций — в Тибете и в Афганистане — имело общей целью подорвать колониальное могущество Англии в Индии. Но подобный ход имел своим следствием, что проблемы по афганской акции автоматически переносились на запланированную тибетскую экспедицию. Обсуждать их по отдельности никто не намеревался. А стало быть, провал переговоров хотя бы по одной стране автоматически вел к сворачиванию всякой подготовки по второй. Операции в Азии должны были быть утверждены, что называется, пакетом. К тому же Тибет оставался для Германии слишком далекой и неисследованной страной, чтобы для решения его отдельно взятой проблемы в Министерстве иностранных дел имелись специальные службы, которые бы могли противостоять Розенбергу и вести самостоятельную игру с Москвой. Асам Розенберг в декабре 1939 года вновь вмешался в планирование афганской операции. 14 и 20 декабря 1939 года он несколько раз встречался с Гитлером. В те дни в задачи Розенберга входила в том числе опека прибывавших на партийные съезды иностранных гостей. Используя в качестве повода шедшие тогда переговоры между Гитлером и норвежским фашистом Квислингом, Розенберг смог изложить собственные пожелания фюреру. При этом он призвал отказаться от совместной деятельности с Советским Союзом в Азии и на Ближнем Востоке, так как это мешало главной воен но-политической цели Германии, а именно «уничтожению еврейского большевизма». Кроме этого подобное сотрудничество фактически лишало Германию всяких шансов на успех в деле возможных переговоров с британцами.

Спор о немецких планах в Афганистане показывает, насколько противоречивой была внешняя политика Третьего рейха. Во многом она была продиктована желанием нанести удар по противнику чужими руками. Но даже принятие Гитлером принципиального решения не положило конец противостоянию Министерства иностранных дел и внешнеполитического управления НСДАП.

Это стало ясно 9 февраля 1940 года, во время так называемого «разговора боссов» в Берлине. На этом мероприятии Розенберг потребовал назначить во все крупные инстанции специальных уполномоченных, которые бы обеспечивали национал-социалистическое мировоззрение». Розенберг и Риббентроп были готовы войти в клинч. Риббентроп еще накануне данной встречи подготовил меморандум, в котором говорилось, что подобные уполномоченные могли вмешиваться вдела внешней политики Германии только после согласования своих планов с руководством министерства и обязательного их утверждения лично имперским министром. На это Розенберг парировал: «Я прошу предоставить мне дополнительные полномочия, чтобы в случае выявления разногласий с Министерством иностранных дел, которые могут быть сняты только фюрером, не отвлекать его от решения государственных дел». Подобный аргумент не был импровизацией Розенберга, он был согласован лично с Гитлером за несколько недель до этого.

В центре данного конфликта находились личные амбиции, которые превращались в столкновение интересов различных структур, что в свою очередь вело к бюрократическому хаосу, царившему в Третьем рейхе. Впрочем, подобная картина наблюдалась не только в связи с запланированными восточными операциями. Безудержная борьба компетенций была отличительным признаком национал-социалистической системы. Риббентроп добился немалого успеха, когда смог убедить СССР подписать пакт о ненападении, но с началом Второй мировой войны его значение в планировании военно-стратегических операций уменьшалось с каждым днем. При этом Розенберг старался всеми средствами расширить свои полномочия, так как не хотел уходить на второстепенные политические роли. В итоге в условиях ведения войны против Англии внешняя политика Германии стала «яблоком раздора», которая столкнула между собой несколько группировок, каждая из которых жаждала самостоятельно вести международные дела. В данном случае никого не интересовало, что личные амбиции подрывали внешнеполитический престиж Германии в глазах советских «союзников».

После поражения Риббентропа и укрепления позиций Розенбергом ведомство Генриха Гиммлера оказалось в сложной ситуации. По мнению руководства охранных отрядов, исследователь и эсэсовец Эрнст Шефер был готов к выполнению своего тибетского задания. Но данный проект СС был неосуществим даже в условиях тесного сотрудничества с Министерством иностранных дел Германии. Гиммлер начинал осознавать, что в реализации нового тибетского плана он поставил не на ту лошадь. Проволочки в организации военно-стратегической экспедиции Эрнста Шефера в первую очередь были вызваны многочисленным условиями, которые были сформулированы в самом же германском МИДе. Если дипломаты, как здравомыслящие чиновники, видели в Тибете только очень удаленную страну, то Гиммлер предполагал не только осуществить некоторые стратегические намерения, но и продолжить научное изучение этой горной местности, что, разумеется, было вызвано его идеологическими устремлениями.

В данной ситуации остается неясным, знало ли руководство СС о бюрократических баталиях, которые с одной стороны вели Риббентроп и Гентиг, а с другой — Розенберг и Гробба. Позже Шефер описывал один случай. Накануне его свадьбы 7 декабря 1939 года ему позвонил группенфюрер СС Карл Вольф, который сообщил, что Шеферу предстоит поездка в Москву, а потому ему надлежало направиться в Берлин, в здание МИДа на Вильгельмштрассе. Молодой исследователь в тот же день оказался в Берлине, но никто из дипломатов не сообщил ему новость о поездке в Москву. Именно в эти дни разворачивалась баталия между Розенбергом и Риббентропом. По-видимому, в МИДе предпочитали умалчивать о конфликте с внешнеполитическим управлением НСДАП. Это пытались скрыть даже от СС. В неблагоприятной для немецких дипломатов обстановке личный визит Шефера в Москву для обсуждения перспектив тибетской экспедиции мог еще сильнее подорвать позиции МИДа. Более того, в самом министерстве опасались, что подобное сотрудничество поставит их в зависимость от могущественных СС. Только так можно объяснить, что для оказания влияния на Гитлера не был привлечен Генрих Гиммлер, который откровенно недолюбливал и презирал догматика Розенберга.

Но Шефер хотел во что бы то ни стало продемонстрировать Гиммлеру, что его дела шли весьма успешно. А потому он пытался изобразить из себя важную личность, которая тоже играла какую-то роль. Зимой 1939–1940 годовой начинает активно критиковать Министерство иностранных дел за то, что оно не было в состоянии обеспечить дипломатическое прикрытие его тибетской экспедиции.

Например, в донесении Гиммлеру «О состоянии операции в Тибете», датированном 10 января 1940 года, еще звучат оптимистичные нотки: «В декабре 1939 года прошло несколько собеседований с помощником статс-секретаря. Итог этих бесед можно выразить в двух пунктах. Во-первых, подробно обсуждались детали предстоящей операции. Во-вторых, после консультаций с русскими было установлено, что собственно военной акции должна предшествовать политическая, которая должна подготовить почву в Китае, Туркестане и Тибете». В многостраничном письме Шефер высказывал пожелание, что передовой политический отряд должен был иметь достаточное финансирование, чтобы вести работу против колониальных британских властей в стиле Лоуренса Аравийского. По этой причине для предстоящего успеха акции большое значение имела иностранная валюта. Приблизительные расчеты Шефера финансовых затрат на проведение данной операции составляли 2–3 миллиона рейхсмарок, часть из которых надо было иметь в виде серебряных монет или слитков драгоценных металлов. Кроме технических вопросов организации экспедиции и ее активной поддержки советскими властями, как на территории континентальной России, так и в Сибири, рассматривался вопрос о согласии тибетских властей спровоцировать антибританские выступления в Северном Сиккиме, Юннане, Сетчуане и Кансу. В качестве альтернативы переброски экспедиции через Советский Союз рассматривался вариант проникновения через Пекин и Ланьчжоу, но для этого требовалась поддержка японских властей.