На просторной кухне гостевого домика, среди блестящих лаком и стёклами шкафов, нарезая овощи для своего фирменно-острого рагу с говядиной, Алекс Розенкрейц размышлял о предстоящем поражении, признавая все свои попытки понять причины происходящего с ним совершенно бессмысленными и бесплодными.

Хирургически острая сталь кухонного ножа, самолично доведённого до совершенства с помощью точильного камня, с лёгкостью пластала похрустывающие перчики чили на мелкие кубики – руки юноши двигались безукоризненно точно и при этом быстро – они жили собственной жизнью, действуя независимо от разума и не тревожа охватившую его лёгкую грусть.

Он нарезал овощи и потерянно улыбался, зная, как глупо выглядит со стороны. И всё равно улыбался, всё чётче ощущая глубокую трещину в своём мировоззрении. Глубокую настолько, что привычный мир рушился на глазах.

Взрослый мужчина, проживший яркую насыщенную жизнь, и вместе с тем успевший хлебнуть лиха, циничный и расчётливый, как и положено магистру тайного общества, практикующего мистические практики не один десяток лет. В полной мере познавший грязь, кровь, разочарование и предательства, в том числе и от родных и любимых людей. Утративший веру в бога, людей и любовь.

И тем не менее – Алекс влюбился. И стыдился признаться себе в этом, даже понимая, что тем самым становится архетипным персонажем третьесортного дамского романа.

Он был влюблён, и ему было пох…, что о нём могут подумать люди. Но при этом он упорно отрицал очевидное до неминуемого финала поставленной Судьбой комедии.

Дождавшись появления румяной корочки на небольших кубиках говядины, что поджаривалась в сотейнике на небольшом количестве подсолнечного масла, юноша ловко извлёк мясо и закинул в масло нарезанные лук и чеснок. Шкворчащий сотейник услаждал его слух, благоухание слегка обжаренной говядины ласкало его обоняние оттенками крови, и потому невесёлые мысли не превышали предела разумного.

– Если страдать, то хотя бы стоит делать это со вкусом… – озвучил он свой вывод перед тем, как удалился из гостиной комнаты, где долго беседовал с сёстрами Мияги, решившими наконец-то озвучить ему своё условие. Стоит заметить, довольно безжалостное и ультимативное.

– Выучи японский язык и основные принципы этикета не позже, чем через три месяца. Научись сносно писать и разговаривать на отвлечённые темы, прими то, как должно вести себя на нашей родине. Тогда мы будем согласны с тобой встречаться, – процитировал он ультиматум девушек вслух и довольно громко, но не обратил на это никакого внимания, продолжая автоматически помешивать лук, обжаривающийся до золотистой корочки. – А больше ни х… вам не надо, дорогие мои?

Вопрос, разумеется, был риторическим. Алекс и тогда его задал, впрочем, ограничившись исключительно мыслью. И спустя несколько мгновений сразу и полностью согласился с условиями ультиматума.

– Вот на хрена мне всё это было нужно?! Какой японский?! В нём три азбуки! А этикет? У меня самурай под боком жил, а я так ни х… в нём и не понял!

Признаваться себе даже в столь мелком поражении тоже оказалось довольно неприятно, но в познании самураев и этикета Алекс Розенкрейц продвинулся одинаково недалеко.

– Ещё и камикадзе этот на меня обиделся. Представитель древнего, но очень бедного рода. Шпага и честь, в лучших традициях мушкетёрского романа! Податься, что ли, в пираты? Не думаю, что здесь это кого-нибудь шокирует, раз есть и такие персонажи, – продолжал он гневно выговариваться, заливая поджаренные овощи предварительно заготовленным куриным бульоном. Сама же отварная курица терпеливо ожидала своего часа – по плану её трансформация в острый японский салат рейкан начиналась лишь после того, как говяжье рагу очутилось бы в разогретой духовке.

– Точно! – воскликнул Алекс, сбиваясь с мысли и нашаривая рукой необходимые кнопки на электронной панели плиты. – Теперь соус… Как дедушка говорил? Чтобы ни одного комочка не было!

Добавленная в обжарку мука и так была в достаточной мере перемешана и растворена, но перфекционизм требовал тщательной проверки на соответствие. Убедившись в правильной консистенции получившегося бульона, он втянул шлейф ароматов и принялся за финальный этап ритуала по созданию колдовского отвара, погружая в бульон мелкие размятые томаты и обжаренное до румяной корочки мясо – пошедший на него окорок зрелого, но ещё достаточно молодого быка отвечал строгим требованиям взыскательного гурмана старинных сибирских ресторанов – в провинциях великой империи всегда хорошо, изобретательно и вкусно готовили мясо. Засыпав всё сверху мелко нарезанными кубиками перца чили и несколькими щепотками соли, парень сноровисто накрыл посудину с бульоном слоем фольги и придавил её тяжёлой крышкой, безжалостно отправляя огнестойкую посудину в пахнувший жаром разогретый зев духовой печи.

– Отправляйся в ад и раньше, чем через полтора часа, не смей возвращаться! – театрально воззвал он к будущему рагу, плотно притворяя дверцу.

Маска юноши, что сопровождала его последние годы, приросла значительно глубже, чем он мог себе представить. Молодое тело, сотрясаемое как гормональным, так и психическим штормом, самостоятельно вступило в прогрессирующий симбиоз с его значительно более старшим духом. Весной ему суммарно исполнилось бы пятьдесят лет. Но всё чаще он ощущал свои вторые семнадцать. И действовал соответственно этому возрасту…

– Большим Каретным и не пахнет. Но вот рука за пистолетом тянется, – печально констатировал он, доставая сигарету из початой пачки контрабандного «Кэмела». – То ли перестрелять всех к чёртовой матери, то ли самому застрелиться?..

– С курением тоже придётся завязывать, – произнесла неслышно появившаяся у него за плечом Риасу, выхватывая сигарету изо рта парня едва заметным глазу движением изящной девичьей руки. – Ничего личного – только бизнес! Мой жених не будет иметь таких вредных привычек. Сестра меня поддержит.

Нахмурившись, Алекс отлип от стола, на который до того опирался. Расправив плечи, развернулся к появившейся девушке и столь же быстрым движением вернул себе отнятое.

– Тише, тише… – спокойно замурлыкала Риасу. – Никакого принуждения…

– Тебе точно семнадцать?

– Нахал, – чарующе улыбнулась девушка и на несколько секунд задумалась, тщательно складывая фразу на английском: – Ты можешь делать что пожелаешь. Мы тоже не в восторге от перспективы фиктивного замужества.

– Вот поэтому я и спрашивал о возрасте. Посол Бельский ведь озвучил вам своё предложение? – спросил Алекс, прикуривая и нарочито небрежно выпуская клубы дыма. – Протекторат Российской империи защитит лучше, чем статус моих невест.

– Ведёшь себя как мальчишка! – буркнула девушка, нахмурив брови и сдувая с лица ниспадающую чёлку. – И вопросы задаёшь неуместные.

– Неудивительно, ведь причины вашего отказа мне представляются каким-то фатальным и дико красочным бредом, не лишённым обаяния японского колорита.

– Да, мы верим в судьбу, Алекс! – овладев собой, Риасу сжала кулаки и вздёрнула вверх подбородок.