Здесь было две комнаты – и одну ласково называли «детской». Маленькая девочка сидела на кровати и затравленно смотрела на незакрывающуюся дверь. Она слегка подрагивала, словно стоящий за ней еще не решился – входить или нет.

Вошел. Невысокий худой парень с острым злым лицом. Он остановился около распахнутого шкафа, серпантин с люстры дотянулся до его макушки. Парень медленно повел головой и улыбнулся – тонкая бумажка его погладила.

– В одном доме жила девочка.

Голос у него был вкрадчивым, нежным. Так и хотелось подсесть ближе и даже склониться, чтобы лучше расслышать.

– И была эта девочка очень непослушная, злая. Очень гадкая девочка. Ее за это ставили в угол.

Ребенок на кровати спрятал голову между коленей. В длинном подоле слишком большой для нее ночнушки так удобно было закопаться с головой.

– А девочка стояла в углу и злилась. И вот однажды из этого угла вышла черная смерть. Она убивала каждого, на кого показывала девочка. Сначала она убила родителей, потом сестер, а потом пошла в школу. Здесь девочка тоже выбирала жертвы. Бойся встречать эту девочку на своем пути!

– Гад! – девчонка на кровати вскинула заплаканное лицо. – Гад! Убирайся! Я все маме расскажу.

– Маааааамеээээ, – проблеял рассказчик. Он сидел на полу, рядом с кроватью и заметно наслаждался происходящим. – Дура! Мать тебя из дома выгонит! И правильно сделает.

– Нет!

– И будешь ты жить на помойке!

– Нет!

– С крысами. И крыс есть.

– Это вас мама выгонит!

– Ты – самый ненужный на свете человек. Из-за тебя отец ушел.

– Нет! Он просто ушел!

– Ты ошибка! Отец хотел сына, а родилась ты.

– Он еще вернется!

– От тебя хотели избавиться. Но мама надеялась, что отец останется.

– Это тебя никто не хотел! Ты противный! – Девочка кричала и глаза ее темнели.

– Он ушел! – Добивал ее своими словами парень у кровати. – Я помню, как это было. Почему он, а не ты? От тебя избавиться было легче. Ты никому была не нужна. А он – нужен.

– Я нужна! – завизжала девочка и вскочила на кровати. Вокруг взвился огонь. Он разом охватил ее, и с треском утащил за собой в образовавшуюся черную дыру. За ней был лес. Трещал костер. Уродцы молча смотрели в высокие языки пламени.

– Злоба – это отлично, – шептала темнота с черной шляпой на голове. – Злоба – это вкусно. Разозлившийся человек, считающий, что все кругом предатели, начинает отравлять людям жизнь, незаметно сам превращается в того, кого он ненавидел. Это мой самый любимый фокус.

Глава 8

Считаю до трех

Тинтин стоял около приоткрытой двери. Сколько он уже здесь бегает? Час, другой? Странно, что никто не поинтересовался незапертой квартирой. Неужели никто не прошел мимо по ступенькам? Ладно, предположим, что все тут ездят исключительно на лифтах.

От входа повернул налево, зашел в ванную, налил воды в кастрюлю. Посмотрел на свое отражение в зеркале. Ну и страшный он сейчас. Лохматый, чумазый, на подбородке песок, футболка на плече порвана. Зато героический. Если Нинка начнет ломаться, скажет ей, что так брутальней. Ей должно понравиться.

Покачиваясь от усталости, вошел в комнату. Как же ему это все надоело. И с чего он вдруг заделался принцем? Это же так утомительно. Выставил руку, посчитал. Три. Он идет третий раз. Три это хорошо. Сейчас должно все решиться. Потому как в сказках все только на счет три определялось. Достал сотовый из кармана. Потер расцарапанный экран. Время еще есть. До пяти. Укладывается.

Тинтин взобрался на кровать, прижал к себе кастрюлю и прыгнул ногами вперед в дырку. Полетел. В какой-то момент показалось, что вода падает медленней, чем он – лицу стало мокро и холодно. Потом пятки ударились о землю, он чуть не повалился, но устоял.

У костра сидели все те же уродцы. Кто не смог справиться. Кто согласился впустить в себя злобу и ненависть. Тинтин удобней перехватил кастрюлю.

– Привет! – махнул рукой. На него заугукал плоскоголовый. Может, узнал? Младенец продолжал тыкать палкой в костер. Никто больше не ел. Отобедали, время сна.

Тинтин постарался улыбнуться. Пошире. Чтобы убедительней было. Выпрямился. Плечи словно свинцом налились. Хотелось сесть, закрыть глаза и немного поспать.

Нинка выскочила на него из-за дерева. Крикнула:

– Как же ты надоел!

Выставила руки. Что у нее там было в кулаках? Неужели опять нож?

Тинтин коротко размахнулся. Ливануть получилось хорошо, разом. Прямо в распахнутый рот. Если в этой кастрюле готовили для семейного уюта, то кусочек Козловой не помешает.

– Обалдел? – ахнула Нинка.

– С вампирами иногда такая шутка проходит. Обольешь святой водой – и как новенькие. Если что – можешь звать меня Ван Хельсинг.

В глазах Нинки стрельнуло презрение – с кличкой он опоздал.

– В святые отцы заделался?

– В принцы. Пошли отсюда.

За спиной Нинки скользнул в шляпе.

– Какой настойчивый! – приторно-сладким голосом произнес он. – Так и просишься быть убитым. Скажи ему – он же тебя обидел – скажи, чтобы подошел ближе. С близкого расстояния бить удобней.

Нинка стояла, разведя руки. Футболка и шорты намокли, по ногам текла вода, кеды потемнели от повышенной влажности.

– Ну и как я теперь ходить буду? – посмотрела она на Тинтина.

– Нормально. Дома переоденешься.

– Да у меня дома ничего нет, все стирать надо.

– Заодно и умылась, – попытался примирить ее с действительностью Тинтин.

Нинка встряхнула руками и резко села на корточки, обхватив себя за колени.

– Чего ты тянешь? – подошел Тинтин. – Говорю же тебе – девчонки зовут. В пять. У Дома культуры.

– Да какие девчонки? Чего ты ко мне с ними пристал? Тебя вообще можно выкинуть из моей жизни?

– Не нужна мне твоя жизнь. Сколько раз повторять? Я пришел позвать тебя на встречу.

Нинка демонстративно зевнула.

– Без меня!

Тинтин оглянулся. Ему показалось, что лес вокруг уже не такой темный, сухие деревья вроде как готовы ожить, мертвых с косами заметно поубавилось. Даже костер вдалеке перестал напоминать обряд ритуального сожжения.

– Тебя тоже видеть хотят. Очень, – пробормотал Тинтин, вглядываясь в темные стволы. Вроде было какое-то движение. Кто-то серый мелькнул сначала за одним деревом, потом за другим.

– Сдались они мне. Месяц терпела их приторное чириканье. Ненавижу!

Тинтин посмотрел на блестевшее от воды дно кастрюли. Вообще все надоело. Что-то третий раз давался ему тяжело. Но дело надо было доделать. Девчонки засмеют.

– Что ты все время злишься? – вздохнул он. – Говоришь, обидели тебя. Кого у нас не обижают?

– Не твое дело!

Нинка оттолкнула от себя Тинтина. Он кулем повалился на спину. Все-таки третий раз. Все-таки он