Получается, Дронго не оправдал его надежд.

И тем не менее Кодзи Симура поднялся и приехал из больницы,чтобы ему помочь. Получилось наоборот: не приехавший Дронго помогал Симуре, астарик помогал ему.

Он тяжело вздохнул и взял рубашку, собираясь ее надеть,когда в дверь опять позвонили. Отложив рубашку, он снова надел халат и подошелк двери. Это опять была Фумико, она держала в руках свой плащ. Он открыл дверь.

— Куда ты ходила? — спросил Дронго.

— Иди сюда, — таинственно улыбнувшись, поманилаона его к себе. Он оглянулся, сделал шаг по направлению к ней.

— Возьми ключ, — напомнила она.

— Куда мы пойдем? — удивился Дронго. — Я вхалате.

— Возьми ключ, — повторила она. Он прошел обратно,забрал карточку-ключ и подошел к ней.

— Может, я все-таки переоденусь? — спросилон. — Тебе не кажется, что я выгляжу не совсем пристойно?

Она потянула его за халат. И приблизилась, чтобы поцеловать.Он не возражал, но она сделала несколько шагов назад, и он был вынужденследовать за ней, слившись в поцелуе. Наконец она оторвалась, затем обернуласьи, достав другую карточку-ключ, вставила в замок номера, находившегося напротивапартаментов Дронго. И первая вошла в номер, бросила плащ на пол. Он последовалза ней, и она снова ногой закрыла за ними дверь.

— Подожди, — спросил ошеломленный Дронго, —чей это номер?

— Теперь наш, — победно улыбнулась она. — Ядумаю, инспектор Цубои не мог получить разрешение на установку своихподслушивающих аппаратов по всему отелю. Я просто сняла номер.

На этот раз их поцелуй был особенно долгим. Затем онаотступила в глубь комнаты. Глядя ему в глаза, расстегнула свой пиджак, медленносняла его. Потом начала стаскивать блузку.

Неожиданно он шагнул к ней, задержал ее руку, когда онапопыталась снять с себя брюки. Она удивленно взглянула на него. У неедействительно были невероятно красивые глаза.

— Мне немного неловко, — пробормотал он. —Может быть, я что-то не так сделал?

— Пока ты не делаешь ничего, — улыбнуласьФумико. — Тебе не кажется, что ты ведешь себя немного странно?

— Да, — согласился он, — просто я редко бываюв подобных ситуациях.

— Если ты еще скажешь, что мы знакомы только один день,то я пойму, что должна уходить.

— Нет, — улыбнулся он, — ты мне ужаснопонравилась.

— Ты думаешь, нас подслушивают и здесь? — спросилаона, глядя на него.

От ее тела исходил мягкий аромат неизвестного Дронгопарфюма. «Наверно, она применяет специальные японские парфюмы, ароматов которыхя не знаю», — подумал он.

Он еще раз посмотрел на полураздетую женщину. Она не моглане нравиться. Но он почему-то медлил. Почему-то сомневался. И пыталсяразобраться в своих чувствах. Разница в возрасте? Но это глупо. Ему чуть большесорока, а ей под тридцать. Недостаточный срок знакомства? Западную женщину,какой в душе была Фумико, это не могло остановить. Тогда почему он колебался?Что его сдерживало? Джил? Нет, он не принадлежал к числу мужчин, умеющихсохранять абсолютную верность. Тогда в чем дело? Ведь эта молодая женщина,стоявшая полураздетой перед ним, ему не просто нравилась. Она ему оченьнравилась.

«В чем дело? — думал он. Он умел анализировать своичувства. — Дело в том, что я боюсь. Боюсь, что она окажется причастной кпроисшедшему вчера событию, и тогда наша встреча будет не только роковойошибкой, но и выльется в трагическую мелодраму для обоих».

Мужчина может быть хорошим аналитиком, но женщины обладают особойчувствительностью. Может быть, лучше развитой интуицией.

— Ты думаешь, это я стреляла? — Она вскинулаголову. В глазах мелькнуло бешенство. Она наклонилась и подняла свою блузку,пиджак, плащ. Если она сейчас уйдет, он не простит себе никогда…

Он бросился к ней, она вырывалась, пытаясь выйти из номера.Ему с трудом удавалось ее удерживать.

— Хватит, — попросил он, — хватит. Не нужнотак нервничать. Мне просто трудно свыкнуться с мыслью, что я могу понравитьсятакой красивой женщине.

— Ты даже не умеешь врать, — чуть успокоиласьона. — Между прочим, у тебя опять раскрылся халат.

— Черт с ним, — он сбросил халат на пол. Онаотпустила свои вещи.

— Когда ты успел одеться? — спросила она, заметив,что он уже не голый.

И протянула к нему руки.

Следующий час был особенным в их жизни. Ее нельзя былоназвать очень опытной женщиной, на каком-то глубинном уровне она была японкой,не позволяющей себе лишних движений или рискованных экспериментов. Онпочувствовал ее внутреннее сопротивление и постарался быть особенно деликатным.

Они лежали на широкой постели. Она осторожно водила пальцемпо его груди.

— Что это? — спросила она, дотрагиваясь до ужезарастающего шрама.

Раньше шрам был безобразный, оставшийся после ранения. Послекосметической операции, на которую он решился в Париже, на груди остался лишьнебольшой рубец, уже заживающий и зарастающий волосами.

— Ударился в детстве, — усмехнулся он, — необращай внимания.

— Это не от удара, — возразила она. Даже в постелиона не могла оставаться голой и прикрывала одеялом грудь и нижнюю часть тела.

— Значит, я забыл, — он не любил вспоминать обэтом ранении.

Разве можно рассказать ей всю свою жизнь? Рассказать, какиепланы и мечты у него были в середине восьмидесятых. Рассказать, как он впервыеработал с Интерполом, как входил в группу Адама Купцевича, как погибали егодрузья.

Разве можно рассказать этой красивой молодой женщине отрагической гибели Натали, о самоубийстве Марии, о всех его потерях иобретениях? Разве он мог рассказать о Лоне и Джил? Рассказать о том, как ондважды был ранен, потерял свою страну, в которой жил и в которую верил. Развеон мог обо всем рассказать?

И разве ей нужны его проблемы? Дочь одного из самых богатыхлюдей страны, не знавшая с детства отказа ни в чем, она не сможет понять его.Может, поэтому она инстинктивно потянулась к нему. Вчерашние выстрелы былишоком и для мужчин. А в ее жизнь неожиданно ворвалась такая трагедия. И он ещеподозревал эту красивую женщину в дурных намерениях. Конечно, она была в шоке,он ведь видел, как дрожали ее губы. Она не могла в этот момент сообразить, какей себя вести.

Может быть, впервые в жизни она увидела так близко смерть итрагедию.

Немудрено, что она испугалась. Она подняла пистолет, недумая об отпечатках пальцев. Просто японцы — замкнутые люди. Они не позволяютсвоим эмоциям выплескиваться наружу. Он обязан был об этом помнить.

— Ты о чем-то задумался? — спросила она.