на хуторе на Вещей реке у бонда Тородда. Она захворала и умерла, поделив перед смертью все свое имущество. Между прочим, она велела сжечь свою постель вместе с пологом. Однако этого не сделали, так как ее постель была очень дорогая. Тогда начали происходить страшные явления: люди из этого дома один за другим сходили с ума и умирали; кроме того, появилась болезнь, от которой тоже многие умерли; но с каждым умершим нечистая сила становилась все злее, ибо все умершие делались привидениями. Из тридцати человек, живших в доме, умерло восемнадцать, и наконец дело дошло до того, что оставшиеся в живых должны были покинуть те комнаты, где призраки умерших каждый день являлись у огня. Сын Тородда Кьяртан отправился к своему дяде Снорри Годи[12] за советом, что делать с такими чудесами. Годи посоветовал сжечь постель Торгунны и устроить у дверей суд над всеми восставшими мертвецами. Кроме того, он послал вместе с ним одного священника, который должен был совершить там богослужение. Кьяртан и священник взяли с собой много людей и вечером прибыли на Вещую реку к тому времени, когда зажигался огонь.

Далее в саге говорится: «Хозяйка Турид захворала той же болезнью, от которой померли другие. Кьяртан тотчас же вошел и увидел, что Тородд, как и раньше, сидит уже у огня вместе с другими призраками. Он взял постель Торгунны, подошел к огню, взял уголь, вышел с ним и сжег всю постель Торгунны. После этого Кьяртан вызвал на суд Торира Деревянная Нога (одного из являвшихся мертвецов), а Торд Киса вызвал бонда Тородда за то, что они являлись в дом без разрешения и приносили вред здоровью и жизни людей. Все, кто сидел у огня, были привлечены к суду. Затем был назначен суд у дверей, и дело разбиралось совершенно так, как на тингах; были опрошены свидетели и оглашен приговор. Когда приговор суда против Торира Деревянная Нога был оглашен, тот поднялся и сказал: “Я сидел, пока мог сидеть здесь”. Затем он вышел через другую дверь, где не заседал суд. Затем был оглашен приговор пастуху, и как только он выслушал его, то встал и сказал: “Я должен удалиться, хотя это должно было бы случиться раньше”. Когда Торгрима Колдовская Щека услыхала свой приговор, она встала и сказала: “Я оставалась здесь, пока могла”. Так поступали с каждым по очереди, и когда они выслушивали свой приговор, то вставали, говорили что-нибудь и удалялись, заявляя, что делают это с недовольством. Наконец очередь дошла до бонда Тородда; он поднялся и сказал: “Теперь здесь уж нет больше покоя, пустите же нас, мы все улетим” – и с этими словами вышел вон. После этого Кьяртан вошел туда со всеми людьми: священник пронес святую воду и мощи по всему дому и потом совершил мессу со всею торжественностью. С тех пор исчезли на Вещей реке всякие привидения».

Этот рассказ особенно интересен тем, что выходцы с того света подчиняются законам живых людей; они уступают, если того требует закон, но уступают неохотно, так как им было хорошо у огня; таким образом, они во всех отношениях родственны людям; не подлежит никакому сомнению, что изгнание призраков посредством суда у дверей есть обычай чисто языческий. В саге даже прямо говорится, что «язычество лишь немного сократилось, хотя люди крестились и по имени сделались христианами». Решительный совет дает языческий жрец Снорри, а священник, очевидно, не играет никакой роли до тех пор, пока не прогнали призраков. На этом основании весьма вероятно, что здесь мы наблюдаем начало тех особенных ритуалов, которые потом практиковались у христиан против полевых мышей, майских жуков и тому подобной нечисти.

Призраки, о которых мы до сих пор говорили, могут считаться добрыми, так как они являлись не за тем, чтобы приносить людям несчастье, однако в числе привидений были также и злые существа. Некоторые из них блуждали свободно, а некоторые были прикреплены к месту. Первые – души злых людей, которые не могут найти себе покоя в могиле, но постоянно возвращаются из нее, чтобы причинять новые неприятности людям. Вторые – души скупых, которые взяли с собой в могилу свое богатство и стерегут, чтобы никто не похитил его. Оба рода призраков схожи с первыми своей удивительной живучестью: их можно убить еще один раз, но после этого необходимо принимать особые меры, чтобы сделать их безвредными навсегда.

Рассказы об этом часто встречаются в сагах. Так как победоносные битвы с призраками требовали мужества, силы и крепости, то подобные битвы служили украшением жизни величайших и сильнейших героев. Особенно такими подвигами богата «Сага о Греттире», так как он считался одним из храбрейших людей, когда-либо живших в Исландии. Чтобы лучше обрисовать это суеверие, мы возьмем один пример из этой саги.

На Торхаллевом дворе завелась нечистая сила, действие которой распространялось преимущественно на скот. Торхалль искал такого пастуха, который мог бы прогнать ее; наконец он нашел такого человека, Глама, который брался покончить с призраком. Глам рисуется коренастым, дюжим парнем, чрезвычайно видным собой, с большими голубыми глазами и серыми, как у волка, волосами. Крестьянин обрадовался, найдя его, но другим он не понравился. Он никогда не ходил в церковь, никогда не пел и не верил в Бога; он был нелюдим и строптив, и все возненавидели его. В ночь под Рождество он оставался на улице, а наутро нашли его труп, причем ясно было видно, что между Гламом и призраком происходила жаркая битва; но Глам, должно быть, остался победителем, ибо прежний призрак никогда уж более не возвращался. Но дело приняло теперь еще худший оборот, так как Глам сам сделался привидением и стал вредить не только скоту, но и людям. «Кто видел его, лишался чувств, а другие же совершенно теряли рассудок». Он начал даже разрушать дворы, ломать дома и вообще приносил много вреда. Как только узнал о том Греттир, то отправился в Торхаллев двор, чтобы вступить в битву с привидением. Глам явился ночью как раз в ту комнату, где спал Греттир, и схватил его; между ними завязалась ужасная борьба. «Балки вылетели, и все рушилось, что только попадалось им на пути». Наконец развалился весь дом, и они продолжали бой на улице; Греттир упал на Глама. Когда Глам упал, то облака закрыли луну, и он в упор взглянул на Греттира. Греттир сам говорил потом, что это был единственный взгляд, который вселил в него страх: он сразу почувствовал упадок сил, сколько от утомления, столько и