что не вернуть им

душ своих старых,

обличий оставленных.

<…>

Шестнадцатым я

дух шевельну

девы достойной,

коль дева мила,

овладею душой,

покорю ее помыслы.

Из всего этого мы видим, что именно достигается путем этих волшебных знаков и изречений. Теперь мы рассмотрим, что известно из саг относительно их практического применения. К сожалению, мы не можем узнать многого. В сагах довольно часто идет речь о волшебстве, но очень редко о том, как оно совершалось, и еще реже встречаются точные указания на отдельные подробности. Тем не менее в нашем распоряжении имеется достаточно указаний, чтобы составить себе некоторое представление об этом.

Рунический амулет

По отдельности руны применялись редко. В «Саге о Торстейне, сыне Викинга» рассказывается, как дочь конунга была вынуждена изменить свое решение благодаря тому, что в нужную минуту ей на колени бросили кусок дерева с написанными на нем рунами. Но о самой надписи ничего не говорится. Не больше мы узнаем и из «Саги об Эгиле, сыне Скаллагрима», где неоднократно говорится о применении рун. Во время своих странствований Эгиль зашел к одному бонду, у которого была больна дочь. Против болезни были применены руны; сын одного из соседей вырезал их, но после этого больной сделалось еще хуже. Эгиль осмотрел ее постель и нашел китовый ус с рунами, которые он прочел. Он соскоблил их, сжег стружки и вырезал новые руны, которые и положил больной под подушку. Тогда она очнулась как бы ото сна и сказала, что теперь ей лучше, хотя она и чувствует еще упадок сил. Эгиль сказал, что раньше были вырезаны ложные руны, которые и послужили причиной ее болезни. Таким образом, было крайне рискованно заниматься этим делом человеку, не умеющему применять это искусство на пользу другим.

Между прочим, весьма вероятно, что волшебные руны были те же обыкновенные, но применялись в крайне запутанных и искаженных формах. В «Саге о Волсунгах» говорится об одном волшебном напитке.

Много на роге рун было разных,

Червленых, начерченных, трудных для чтения:

Рыба степи длинная с родины Хаддингов,

Жито несжатое, жилы оленьи [4].

Часто руны употреблялись в связи с волшебными заговорами. В «Саге об Эгиле, сыне Скаллагрима» имеется указание, дающее по этому поводу очень хорошее объяснение. Во время пира у Барда, на котором присутствовали конунг Эйрик и его супруга Гуннхильд, Гуннхильд и Бард намешали в напиток разного зелья и приказали подать рог Эгилю.

Эгиль взял нож и воткнул себе в ладонь. Потом он принял рог, вырезал на нем руны и окрасил их своей кровью. Он сказал:

Руны на роге режу,

Кровь их моя окрасит.

Рунами каждое слово

Врезано будет крепко.

Брагу девы веселой

Выпью, коль захочу я,

Только на пользу ль будет

Брага, что Бард мне налил?

Рог разлетелся на куски, а напиток пролился на солому [5].

Этот рассказ замечателен тем, что дает более подробное описание. Эгиль вырезает руны и затем говорит, что в то же время надо произнести над рогом некоторые «слова». Следовательно, одни руны не могут произвести желаемого действия. Однако, по-видимому, волшебные слова не произносятся: как только он кончает свою речь, так тотчас совершается то, чего он ожидал. Напиток оказывается отравленным, в доказательство чему рог разбивается. Почему же это не случилось прежде, когда были вырезаны руны, если волшебная формула, которая еще только ожидалась, оказалась излишней? Весь рассказ кажется довольно бессмысленным, если не признавать самих слов Эгиля за волшебную формулу. И мне кажется, что для этого нет никаких препятствий; последние строки стихотворения являются фактически косвенным обращением к напитку с требованием выказать свой истинный состав. В таком практическом воздействии на мертвую природу, к которой обращаются как к живому существу, и состоят заклинания. Можно возразить, что в этих словах не содержится никакой волшебной силы; но на это можно заметить, что волшебная сила этого заклинания, во всяком случае, так же велика, как и в чисто повествовательных изображениях демонов и болезней у халдеев; а между тем эти описания употреблялись на деле в качестве волшебных заклинаний.

В одном отрывке из «Саги о Кетиле Лососе» почти совершенно ясно говорится, что волшебные заклинания норманнов действительно состояли из таких обращений к безжизненным предметам в поэтической форме. Кетиль был вызван на поединок Фрамаром, конунгом викингов, получившим от самого Одина такой дар, что никакая сталь не могла его уязвить. Меч, служивший Кетилю, назывался Драгвендиль. В саге говорится следующее:

«Первый удар был за вызванным. Кетиль ударил Фрамара в плечо, но он при ударе стоял спокойно; меч не ранил его, однако он покачнулся от мощного удара. Кетиль ударил Фрамара по другому плечу, но меч опять не ранил его. Тогда Кетиль запел:

Ах ты, ленивый Драгвендиль! Нашел ты на теле

Злой заговор и не можешь его укусить.

Думал ли я, чтоб твое острие понапрасну рубило

По ядовитым плечам, словно Один тебя затупил.

И далее он пел:

Что ж ты, Драгвендиль! Каким ты сделался сонным!

Я все рублю, а ты все лениво кусаешь.

Иль ты не хочешь уж драться? Раньше ты не боялся

Звона мечей, когда мы с великанами бились.

Запел и Фрамар:

У старика затряслась борода; меч ему изменяет.

Сталь он на битву зовет, а, девичий отец, сам он трусит.

Если б и меч был остер, чтобы ранить могучих героев,

Храбрость нужна, а ее-то ему не хватает.

А Кетиль пел:

Нет, не дразни ты меня! Не ленивому трусу

Было меня вызывать на смертельную битву.

Ну же, Драгвендиль, руби или вовсе разбейся!

Нам неудача, но не до трех же раз будет несчастье.

И продолжал петь:

Девы отец не отчаялся, – лишь излечился б Драгвендиль,

Да я наверное знаю: три раза он не изменит.

Тогда он перевернул в руке меч другим лезвием книзу. Фрамар спокойно стоял, когда меч ударил его по плечу и остановился только на бедре, отсекши одну сторону тела. Так умер Фрамар».

Едва ли нужны еще более ясные указания,