Кормак опять лег, но внимательно наблюдал за ней; она приходила три раза, и он каждый раз наблюдал за ее действиями. Когда Кормак вышел в третий раз, она заколола двух гусей, собрала кровь в чашку; затем она схватила и третьего гуся и хотела заколоть его. Тут Кормак спросил: “Что это ты делаешь, матушка?” – “Кажется, – ответила она, – что невозможно помочь тебе; я могла бы теперь уничтожить то волшебство, которое лежит на тебе и на Стейнгерд, и вы могли бы бороться с ним, если б я заколола этого третьего гуся так, чтобы никто об этом не знал”. Но Кормак сказал, что не верит этому искусству». Однако сомнительно, чтобы эти слова Кормака заслуживали доверия, если припомнить, зачем он пришел к колдунье. Тем не менее весь рассказ интересен тем, что показывает нам вполне мистическую магическую операцию, в которой было бы трудно найти какой-либо смысл.

Рунический камень Эггья. 600–700 г. н. э.

© Arild Finne Nybo/mediebruket.no

Четвертый род волшебства, сейд, был сильнейшим из всех. В чем он состоял, неизвестно; для его исполнения требовалось пение, сейдовый жезл, который держала в руке женщина, делавшая сейд, и сейдовые подмостки, на которых она стояла. Сейдом преимущественно занимались женщины, так как при нем обнаруживалась, как полагали, «гнусная слабость», почему мужчины считали это дело для себя неприличным. Из этого можно заключить, что сейд был связан с разными операциями и церемониями. Это видно уже из того, что приготовления к нему начинались обыкновенно с вечера, между тем как сейдовые подмостки возводились только на другой день.

Посредством сейда достигались сильнейшие действия, вызывалась буря и творились всякие другие бедствия. «Сага о людях из Лососьей долины» рассказывает, как Кари, сын Хрута, был умерщвлен пением, которое было направлено именно на него. С сейдом также было связано так называемое «блуждание двойника»: сейдовая женщина могла, оставаясь телесно на подмостках, уходить в другом виде, часто в виде животного, в отдаленные места и узнавать о том, что там делается. Если во время такого блуждания двойник был ранен или убит, то это тотчас же обнаруживалось на оставшемся теле. В «Саге о Фритьофе Смелом» говорится, как две такие женщины-оборотня мгновенно упали мертвыми с подмостков, когда Фритьоф убил их двойников. Поэтому представления о ведьмах и полетах ведьм были известны также и на севере еще в эпоху язычества. Если же они творили слишком много зла, то к ним применяли те же самые меры, которые предписываются законом Моисея: их побивали камнями.

Искусство гадания

Искусство гадания было у норманнов столь же разнообразно, как и волшебство. Относительно некоторых из этих способов легко доказать, что они находились в связи с богослужением, и, следовательно, это была некоторого рода религиозная мантика; другие же были более или менее независимы от религии. Так, в сагах часто говорится о жертвоприношениях; в «Саге о людях с Песчаного берега» рассказывается, что Торольв Бородач с Мостра устроил большое жертвоприношение, чтобы узнать будущее у Тора. Смысл здесь, очевидно, в том, что Торольв приносил жертву Тору и узнавал свою судьбу, вероятно, по внутренностям жертвенных животных. Известно, что переселенцы, желавшие поселиться в чужих странах, бросали за борт своих вырезанных из дерева богов и оставались там, где последние приставали к берегу. Этот способ, очевидно, был испытанием воли богов, следовательно, носил религиозный характер.

В других случаях более сомнительно, насколько далеко понималось содействие богов. В рассказе о Кормаке говорится, как можно узнать при выборе места для нового жилья, будет ли оно счастливо. Если обмер после нескольких раз оказывался сходным, то это значило, что хозяину будет хорошо жить; если же выходило короче, то нечего было ждать добра; его судьба определялась, таким образом, по обмеру. Для норманнов, геометрические знания которых были, конечно, невелики, было нелегким делом вымерить прямоугольную площадь так верно, чтобы обе диагонали четырехугольника были приблизительно равны. Надо было несколько раз измерять стороны и диагонали; при этом если обмер сразу оказывался верен, то в этом видели признак того, что хозяин вообще счастлив, коль скоро ему посчастливилось в столь трудном деле; отсюда заключали и о его будущем счастье.

Некоторые люди имели природное дарование предсказывать грядущие события, они назывались ясновидцами. В рассказе о Кормаке упоминается об одной ясновидящей, которая наперед ощупывала тех, кто шел на битву; если ей «не попадалось на пути больших узлов», то все должно было обойтись благополучно. Весьма важную роль играло толкование снов. Едва ли есть хоть одна сага, где бы не говорилось много раз о снах и их значениях. Всякий мужчина и всякая женщина могли объяснить сны, но о некоторых говорится, что они понимали это дело особенно хорошо; так, например, в «Саге о людях из Лососьей долины» Гест, сын Оддлейва, описывается как «великий и мудрый предводитель, ясновидящий по многим частям». Отсюда мы узнаём, что толкование снов делалось не на основании определенных правил, и, следовательно, не имело никакого научного характера, но было делом мимолетного вдохновения. Это очевидно также и из того, что видевший сон редко бывает доволен его объяснением, но заявляет, что, конечно, может быть найдено еще лучшее объяснение. Такие заявления были бы невозможны, если бы при толковании снов держались каких-либо точных правил. Достаточно привести один пример.

В начале этого раздела рассказан сон Торстейна, сына Эгиля, об орлах и лебеде. Теперь выслушаем объяснение этого сна Бартом: «Эти птицы, вероятно, суть духи-хранители великих мужей; твоя жена забеременеет и родит прелестную девочку, которую оба вы будете очень любить. За эту дочь будут свататься хорошие женихи из тех мест, откуда прилетели орлы; они воспылают к ней сильной страстью, будут биться из-за нее и оба лишатся жизни. После этого явится третий искатель ее руки; он прибудет оттуда, откуда прилетел сокол, и женится на ней. Вот я объяснил тебе сон так, как выходит на мой взгляд». Торстейн возразил: «Это дурное и недружеское объяснение моего сна, и я тебе прямо скажу, что ты совсем не умеешь толковать сны». Таким образом, можно объяснить сон более или менее дружески, и, если кто его толкует не так, как хотелось бы видевшему, тот, значит, не понимает этого искусства.

Наконец, у норманнов были также женщины, посвятившие себя предсказанию будущего, они назывались вёльвами. В Исландии они встречались, кажется, очень редко, но в Норвегии были многочисленны, равно как и в Гренландии, куда они, вероятно, явились непосредственно из Норвегии. В «Саге о Торфинне Карлсефни», которая относится именно к