– Нет. – Байрон покачал головой.

– Наши адвокаты работают не покладая рук. Но оно того стоит.

Он вынул телефон и нашел снимок.

– Угадай, кто?

Френсис прищурилась на снимок УЗИ:

– Это ребенок! Я уже знаю, что Леона беременна, болван ты этакий?

– Да, и ведь это девочка! – голосом полным любви прошептал он.

Френсис было почти больно это слышать. Сознавать, что у них с Этаном все по-другому.

– Мы хотим назвать ее Джинни.

– В честь мамы?

Френсис почти не помнила того времени, когда отец с матерью были вместе. По крайней мере, те моменты, когда никто не кричал и не плакал. Зато после Хардвика мать жила спокойной, прекрасной жизнью.

Было время, когда Френсис, росшая в особняке, хотела только одного: переехать к матери и жить так же спокойно, поскольку ей приходилось терпеть неприязнь новых жен отца. К тому времени братья уже учились в колледже или, как Байрон, торчали на кухне. Френсис приходилось любезничать с новыми женами и новыми детьми, улыбаться и терпеть, когда требовалось доказать мачехам, что Хардвик любит их больше, чем кого бы то ни было. Даже собственную дочь.

Любовь всегда становилась состязанием. Ничем больше.

До сих пор, черт возьми! Чэдвик женился на помощнице, и как бы там Френсис на это ни смотрела, эти двое выглядели безумно влюбленными. А Филип, бывший партнер по вечеринкам, встретил Джо. Раньше он был не из тех, кто верен одной женщине, сейчас же предан жене. Мэттью отправился в Калифорнию, чтобы побыть с новой женой. И вот теперь Байрон с его счастливой идеальной семьей.

Можно ли выиграть, если играешь в одиночку?

Байрон кивнул:

– Мама будет жить с нами.

Френсис изумленно уставилась на него:

– Правда?

– От отца одни неприятности и, бог свидетель, от родителей Леоны тоже. Но мама снова может стать частью семьи. И у нас достаточно места, – добавил он, словно это было решающим фактором. – Целая квартира для нее одной. Перси обожает ее, и, думаю, Леона счастлива, что мама будет рядом. Со своей матерью у нее плохие отношения.

Френсис почувствовала, как слезы жгут глаза. Единственно, с чем не справилась мать, – потеря семьи. Тогда Хардвик Бомонт уничтожил ее в суде. Проиграв, она потеряла все.

Но с Френсис этого не случится.

– О-о, Байрон, мама будет так счастлива!

– Ну, – сказал Байрон, вставая, – я знаю тебя. И знаю, что ты иногда склонна принимать поспешные решения.

Она прищурилась:

– Очевидно, в этой части диалога я должна послать тебя к черту. Так скоро после трогательного момента?

Но Байрон поднял руки:

– Я всего лишь сказал: если соберешься сделать что-то такое, что некоторые люди могут посчитать поспешным, во всяком случае, позвони маме, хорошо? Она была с нами, когда женились и Мэттью, и я. И я мечтаю повести тебя к алтарю.

Френсис уставилась на него:

– Что?

С чего он это взял? Будущую свадьбу они с Этаном обсуждали с глазу на глаз за закрытыми дверями. Больше никому не полагалось об этом знать.

Никому, кроме Байрона, черт бы его побрал. Она никогда не могла скрывать от него что-то более пяти минут, и он это знал.

Байрон насмешливо улыбнулся:

– Ты слышала меня. И приезжай в ресторан на будущей неделе, ладно? Я приберегу для тебя лучший столик.

Он поцеловал сестру в щеку и наскоро обнял.

– Мне нужно идти. Береги себя, Френни.

Она немного постояла на месте после ухода Байрона. Поспешные шаги? Это не спешка, а тщательно продуманный план, в котором нет матери, наблюдающей, как она выходит замуж за Логана, или Байрона, ведущего ее к алтарю.

Френсис не хотела, чтобы мать думала, будто они с Логаном влюблены и счастливы. Может, стоит ей позвонить и сообщить, что все это не по-настоящему и не продлится долго.

Она села на кровать и уставилась на букет. Скоро в спальне не будет места: розы на комоде, лилии на письменном столе. Ему не стоит тратить так много денег на цветы для нее!

Она взяла карточку и снова прочитала два слова. «Твой Э.».

Улыбнулась и обвела пальцем инициал. Нет, он не особенно умеет шептать или писать милые безделицы.

Но принадлежит ей, по крайней мере, в обозримом будущем.

Нужно позвонить маме. И она позвонит. Скоро.

А сейчас нужно готовиться к свиданию.

Этан тут же уловил момент, когда Френсис вошла в ресторан. Не потому, что увидел ее. Просто весь ресторан, включая официанта и бармена, наливавшего вино, замер. Наступила абсолютная тишина.

Еще не обернувшись, он понял, что проиграл и не сможет отгородиться от очередного ада, который придумала для него Френсис на сей раз. Более того, он и не хотел отгораживаться. Не хотел, помоги ему, боже!

Допив виски, Этан напомнил себе, что секс не является частью сделки. И даже если Френсис будет полностью обнажена, он отдаст ей подарок, отведет в номер, а если понадобится, запрется в ванной. Словом, сумеет контролировать себя. Раньше он никогда не поддавался безумной страсти, вот и сейчас не время начинать. Этан расслабил узел галстука.

После долгого, замершего в вечности момента все снова задвигались. Этан глубоко вздохнул и повернулся.

О Иисусе! На ней было платье без бретелек цвета пожарной машины, облегавшее каждый изгиб тела. Несмотря на то, насколько хорошо она выглядела, он хотел содрать это платье и увидеть ее настоящую. Без доспехов. Вообще без ничего.

Даже в полутемном ресторане он увидел ее улыбку, когда их глаза встретились. Напомнил себе, что не нравится ей, а улыбка рассчитана на окружающих. Отнюдь не на него. Но будь он проклят, если не заставит ее улыбаться только ему.

Этан встал и пошел ей навстречу. Он знал, что должен рассыпаться в комплиментах ради обедающих, которые, почти не скрываясь, их подслушивали. Нужно похвалить платье Френсис и заверить, как он рад ее видеть.

Но не мог заставить свой глупый язык шевелиться и, хотя какой-то частью мозга понимал, с какой целью она надела это платье, не мог бороться с ней.

Поэтому вместо слов он сделал кое-что получше: притянул ее к себе и поцеловал так, словно мечтал об этом весь день. И вовсе не для посторонних глаз, а для нее.

Только для нее.

Каким-то образом удалось отодвинуться, прежде чем он погладил ее по спине и чуть ниже прямо посреди ресторана.

– Я скучал по тебе, – прошептал он, касаясь ее лба своим.

– Правда?

Может, это и прозвучало резко, но ему так не показалось. Мало того, она говорила так, словно никак не могла поверить в его искренность, хотя и очень хотела.