Полчаса назад, прощаясь у подъезда, Валерий Павлович настойчиво и нежно прильнул губами к ее губам.

Надо было срочно на что-то переключиться…

– Мам! – с порога закричала Анька. – Мам, ты не спишь?

– Нет, рыбка, – подпрыгнула на стуле Варвара Сергеевна, – телик на кухне смотрю!

– С чего это? Ты же его не включаешь!

Когда люди так долго живут вместе, срастаются в частном, стираются в общем, в их поведении начинают проглядывать следы самого настоящего идиотизма: Варвара Сергеевна неопрятно врала, дочь же в ответ по привычке готова была прицепиться ко всему, что бы она ей ни сказала.

– Так что ты там делаешь-то? – измотанная дорогой Анька появилась в дверях кухни, держа под мышкой пару увесистых книг.

– Э… Новости вот…

– Новости?

Вспомнив, что сегодня прогремел очередной теракт, Анька подошла и выключила телевизор:

– Не надо нам новости! Тетя Лара странная какая-то была… Книжки вот передала тебе в подарок.

– Ты разве к Ларе ездила? – не поведя бровью, продолжала идиотничать Самоварова.

– Мам, я же звонила тебе в обед… Ты что, не помнишь?

На свою беду Самоварова с блуждающей улыбкой ответила «нет». Губы все еще хранили тепло поцелуя. У нее кружилась голова.

Дочь встревоженно покосилась на нее и добавила к вечерней порции таблеток еще какое-то новомодное средство, улучшающее мозговое кровообращение.

Варвара Сергеевна продолжала рассеянно за ней наблюдать: она точно знала, что на самом деле уставшую Аньку волновало лишь то, что произойдет в следующей части очередного сериала, закачанного в ноутбук.

* * *

– Мама, почему ты говоришь, что у меня в ухе елочная игрушка? Ой, странно, я ее чувствую…

Самоварова проснулась и стерла со лба капельки пота.

Ей неожиданно приснилась давно умершая мать.

– Вот же поганка я, Пресли! На кладбище уже год не была…

Кот сочувственно глянул на хозяйку, но, вспомнив свою вчерашнюю обиду, вызванную ее неприлично поздним приходом домой, спрыгнул с кровати и уселся у двери рядом с Капой.

– Да идем уже, идем! Так и быть, дам вам сыра, если Анька его ночью не съела.

– Доча, я сегодня снова в поликлинику схожу.

– Зачем?

С утра Анька была не в духе.

Похоже, на свежую голову начала догадываться: мать снова темнит, и вчерашний визит к тете Ларе был результатом сговора между двумя подругами.

Но доказательств-то у Аньки не было!

В самом деле, не по соседям же идти: «Вы не видели, выходила ли вчера куда-то моя мать?»

– Отит, что ли… Хочу, чтобы лор-врач посмотрел, ухо заложило и побаливает, – на ходу сочинила Самоварова.

– Угу…

Анька размашисто помешивала закипавшую в кастрюльке кашу.

– Ты знала про тетю Лару? – тяжело выдохнула, обернувшись.

– Что именно, Аня?

Самоварова знала про Лару многое, но еще больше – не знала.

– Про плен.

– Что именно тебя интересует? – отстраненно спросила Самоварова.

Таким голосом она когда-то допрашивала подозреваемых.

– Да смени ты этот тон и прекрати из меня дуру делать!

– В каком смысле?

Варвара Сергеевна знала про плен, но ровно то, что позволила ей об этом знать сама Ларка.

«Кормили пустой лапшой. Сильно не били».

То, что Калинину вместе с товарищем по несчастью, майором прокуратуры Радзинским боевики хотели обменять на авторитетного полевого командира – так об этом более двадцати лет назад писали многие газеты, – она знала отрывисто и скудно, хотя информация была тогда в открытом доступе.

Анька не могла этого помнить, а сейчас вдруг взять и раскопать – тоже вряд ли, ведь познакомилась с Ларисой Андреевной Самоварова уже после ее поистине загадочного освобождения, когда майор Лукьянчик стала подполковником Калининой, а кроме фамилии сменила место работы и место жительства.

– Не хочешь говорить – молчи, как обычно! – Анька шваркнула ложкой о крышку кастрюли, и слипшиеся комочки овсянки разлетелись в разные стороны. – Ведь всю жизнь так!

– Что так, Аннушка? – смягчилась Самоварова. – О чем ты?

– О чем?! Мама, я вообще тебя не знаю! Всю жизнь живу с ощущением того, что эту квартиру населяют призраки тех, кого ты сажала или… не сажала… Тебе же всегда все по фигу было, кроме самого процесса.

– Аня, не смей так. Не я сажала, а суд!

– Суд… Ты во всех своих карманах каждый день приносила сюда чужие несчастья… Потому отец и сбежал.

– Аня, не смей! – Самоварова покрылась пунцовыми пятнами. – Не смей о нем так при мне говорить! Что ты знаешь, истеричка…

Она подскочила к шкафчику, достала рюмку и пузырек с валокордином.

Капа и Пресли, так и не дождавшись завтрака, притихли, но льнули к ее ногам.

– Сейчас, мои золотые, сейчас…

Пытаясь успокоиться, Варвара Сергеевна шарила взглядом по кухне: то ли миски сначала помыть, то ли кашу погреть… Ах да… Она же последнюю доскребла на ужин, а новую сварить позабыла. Придется сухого корма насыпать.

Наблюдая исподлобья за матерью, Анька уже успела отдышаться и неожиданно спокойным голосом вдруг произнесла:

– В том-то и дело, что я ничего не знаю… Про таблетки не забудь. Даст добро Евгеньевна – пей свой «Новопассит», мне геморроя меньше будет…

– Ладно, – Варвара Сергеевна поставила на стол пузырек с валокордином. – Аня, я знала про плен… Но подробности мне неизвестны. Такие вещи офицеры не выспрашивают друг у друга… Даже если они – женщины.

– Странно это все… Тетя Лара вчера рассказала, правда, буквально в двух предложениях. До сих пор отойти не могу, все думаю… Ладно выжила – но она же нормальным человеком осталась!

– Так и есть, Аня… А я вот, на твой взгляд, осталась нормальным человеком? – тихо спросила Самоварова.

– В смысле?

– В смысле, что у каждого из нас свой плен.

Анька сглотнула и промолчала.

Подошла ближе, повисела немного за плечом у матери и только после этого начала собираться на работу.

– Сходи к врачу, конечно, – буркнула тихо, но уже без злости. – И кашу мою кошкам возьми, там хватит.

Галина отправилась с Мигелем в Европу.

На целых две недели.

После долгих обсуждений влюбленные взвесили все за и против и приняли решение путешествовать на ее машине.