И тогда Варвара Сергеевна вновь переключалась на страничку Галины, жены убитого.

И что-то у нее не складывалось…

Почти на всех фото Галина выглядела живой и естественной: никаких заигрываний с возрастом, минимум макияжа.

Слишком уж разными были две эти женщины.

Эх, Мигель, Мигель, ты один знал, что тебе нужно, а главное – зачем…

– Итак, женщина оставляет мужа. Скажем, не самого последнего самца. Породистый, статный парень, да и местечко для хорошего старта в жизни ему было предопределено: он – человек из творческой семьи и, скорее всего, из семьи со связями. Дочка у них славная, симпатичная… Но в середине жизни женщина резко меняет мужа на нечто ментально чужеродное да еще и рожает ребенка! Есть мысли, Валера?

– Половое влечение частенько затмевает рассудок.

«Даже и не сомневаюсь, что в этом ты знаток!» – хмыкнула про себя Самоварова.

Сегодня был пронзительный и нежный голос Клавдии Шульженко.

Перед тем как приступить к приготовлению пищи, Валерий Павлович настроил музыкальную систему сына и выбрал, к удовольствию Варвары Сергеевны, этот ретродиск.

Обедали они поздно. Вернувшись домой, Валерий Павлович долго колдовал над макаронами по-флотски.

– В том-то и дело, что непохоже… Здравого рассудка там, судя по всему, хоть отбавляй! Да и цинизма… Я выяснила, что бывшие супруги много лет дружно работали в ночном клубе, и ты понимаешь, какая там среда… Ну натешилась бы она, пережила бы кризис, но зачем же в корне-то все менять? Ух, Валер, я, похоже, на тебя плохо влияю… Понеслась душа в рай… Закурил по новой?

– Да нет… Я только балуюсь, с тобой можно!

– Что, без вариантов?

– Именно. А пойдем в театр в пятницу?

– Что, так серьезно?

Самоварова нахмурилась.

– А давай не будем все куда-то в рамки загонять: серьезно-несерьезно… Просто возьмем и пойдем в театр. Я тебя приглашаю и билеты беру на себя!

Первым делом Самоварова хотела было подчеркнуть, что свой билет она в состоянии оплатить сама, но почувствовала, как нелегко ему дались эти простые слова, и возражение застряло у нее в горле.

Самоварова подцепила на вилку жирных макарон.

Второй день подряд ее кормил мужчина.

Второй раз в жизни ее кормил мужчина тем, что приготовил для нее сам.

Еще не зная, как она все это объяснит Аньке, Варвара Сергеевна для вида похмурилась и, кивнув, согласилась.

* * *

– Лариса, прошу тебя, голубушка, сделай это для меня!

Самоварова уже десять минут возбужденно дышала в трубку, почти без умолку говорила, а про себя все переживала, высохнет ли платье.

– И что, прямо так и сказать?

– Да, так и скажи, мол, требуется серьезная консультация, надо разобрать книги, мол… Иван Иванович, предположим, подсказал, что среди них, возможно, есть не просто редкие – уникальные…

– Иван Иванович с работы? – хохотнула трубка.

– Само собой. Для пущей важности скажи, что генерал.

– Ах-ха-ха! Ну а потом что?

– Ну что… Задержи ее хотя бы часиков до десяти.

…Двадцать лет назад в небольшом областном городке в часе езды от города, в частном деревенском доме заживо сгорела молодая женщина.

Дети были в школе, муж, водитель грузовой фуры, – в рейсе.

Дело хотели быстро закрыть из-за отсутствия состава преступления, но местный следователь Лариса Андреевна Калинина имела другое мнение на этот счет.

Тогда в составе специальной комиссии в город направили в том числе и Варвару Сергеевну.

Туго, долго, дергано, вместе им удалось собрать необходимые доказательства поджога.

Как оказалось, муж сгоревшей давно уже сожительствовал с соседкой.

Пока дети были в школе, разлучница пришла к женщине на разговор и после совместного распития водки, подсыпав жертве в рюмку клофелин, спалила несчастную вместе с домом.

…Да, в середине жизни люди редко сходятся настолько близко.

В классическом представлении о дружбе ее вроде как и не было между двумя следователями: виделись нечасто, на дни рождения не каждый раз друг к другу приезжали.

Но Лариска, имевшая так много общего с замкнутой и принципиальной Самоваровой (характер, вкусы, взгляды на некоторые вещи) очень быстро стала для Варвары Сергеевны родственной душой.

И дочку ее Ларка полюбила как родную.

– Варенька, я готова, но есть одно условие: ты должна сказать мне правду о том, зачем тебе это нужно…

– Милая, хватит! Ты же не верила! Ты, может, единственная всегда понимала, что со мной все в порядке.

– Варя… Я не верила и не верю. Но такие сложились обстоятельства… Я должна понимать, как и зачем ты собираешься использовать это время. В конце концов, я тоже несу за тебя ответственность.

– Перед кем?!

Самоварова провела рукой по шелковой глади платья – почти, почти, под слабым утюжком – досохнет.

– Да перед Анькой твоей, черт побери! Скажи мне правду, и я все организую в лучшем виде, обещаю!

– Ладно. В театр меня пригласили, – выдавила из себя Варвара Сергеевна и замерла.

– Ой… Мальчик, девочка?

– Мальчик…

Туфли еще ничего. Лакированные, каблучки поцарапаны, но это почти незаметно. Помада будет, конечно, красная. И губы тщательно подвести карандашом. Черт… точилки-то нет! Придется ножом, по старинке.

– Ну ты даешь, стерва ты хитрая! – восхищенно присвистнула Лариса Андреевна. – Что, хороший мальчик?

– Вполне.

– Ну что ж… Из тебя всегда слово сложно было вытянуть, когда дело мужиков касалось. Иди! Все сделаю.

– Спасибо.

– Давай… И пожалуйста, заглядывай иногда в телефон, если что – просигналю эсэмэской…

– Договорились, коза старая! С меня – твоя любимая рыба под маринадом.

– Ага… Дождешься от тебя…

Мигель снимал комнату.

На квартиру ему не хватало.

Галина, домашняя девочка, всю жизнь прожившая в своем уютном гнезде и даже в курортных гостиницах брезгливо разглядывавшая только что выстиранные полотенца, нажала на кнопку звонка. Дверь была обита дешевым коричневым дерматином, а звонок едва держался на истертом спутанном проводе.

Открыли ей быстро.

Молодой бог, закутанный ниже пояса в махровое полотенце, только что вышел из душа и даже не удосужился (вот бесстыдник!) одеться.

– Галя, ми амор!